Рональд Четвинд-Хейс. Потерпевший крушение

 Редкий экскурс "принца ужасов" в область научной фантастики. В итоге получился циничный, злой, в меру отвратительный и безмерно занимательный рассказ о вторжении...

Эту историю Четвинд-Хейс включил в антологию "Tales of Terror from Outer Space" (1975).

Потерпевший крушение

 Что-то с огромной скоростью пронеслось по ночному небу: блестящий огненный шар, шипящий круг клубящегося огня, за которым тянулся шлейф черного дыма. Он рухнул на поросшую утесником пустошь, оставив кратер в два фута глубиной, потом замер, словно чудовищное яйцо, и яростно трещал, когда холодный юго-восточный ветер раздувал пламя яркими оранжевыми завитками.

Ночь отступила перед авангардом дня, появившимся в небе на востоке. Пламя угасло, покрытая впадинами поверхность потускнела, сначала став ярко-красной, потом тускло-янтарной и наконец абсолютно черной. Солнце уже поднялось высоко над горизонтом, когда на черном шаре появилась трещина. Длинная, дрожащая расщелина протянулась по всей окружности, а потом расширилась так, что малая верхняя часть шара отделилась и, странно задрожав, соскользнула на землю.

Несколько струек дыма вырвались из отверстия и лениво поплыли над пустынным пространством, поросшим вереском. Потом на некоторое время все замерло в неподвижности. Случайно пролетавший мимо слепень повертелся у неровного края и с осторожным любопытством изучил отверстие и то, что скрывалось в нем, но не найдя ничего интересного, способного оправдать дальнейшие розыски, поднялся над вереском и утесником в поисках более привлекательных целей.

Было уже за полдень, когда первые нити синей слизи перекинулись через край отверстия и соскользнули на грубую траву. Потом, как будто вдохновившись легкостью этого путешествия, нить стала толще и темнее и превратилась в настоящий поток. Прозрачные, синие, слегка пульсирующие потоки слизи свернулись и образовали лужицу. Поток, струившийся из черного шара, становился все шире, и все новые слои громоздились сверху, пока перед зарослями утесника не появился блестящий прозрачный конус, в котором слабо отражалось холодное, усеянное облаками небо. Конус украшала тонкая сужающаяся верхушка; казалось, она изучала окрестности.

 

Саркан не чувствовал страха, ибо эмоции его расе были неведомы, но он готовился встретить опасность, и его очень интересовало все, что он чувствовал и видел.

По кораблю нанесли удар в половине светового года за кольцами Ультры. Враги атаковали, когда сенсорный луч не работал, и яростный вихрь закружил корабль и понес его по космическому пространству, пока он не оказался в зоне притяжения этой маленькой планеты. Он был жив, но навсегда потерян. Изгнанник на груде неровных камней, которая кружила близ ничтожного светила.

Он рассылал ментальные волны, изучая атмосферу; он обнаружил растительность, почву и притяжение — и сохранил информацию в своем безграничном банке памяти. Имелись признаки животной жизни, и несомненно, здесь существовали доминирующие виды, которые могли даже создать какую-то примитивную форму цивилизации. Тогда он вспомнил первое правило выживания на чужой планете — слиться с окружением. Принять форму примитивов, усвоить их приемы мышления, но прежде всего скрыть от чужих взглядов священную эссенцию жизни.

Саркан протянул тонкое щупальце своей истинной сущности и свернул его в зарослях утесника. Желтые цветы тут же засохли, а ветви стали темно-серыми. Потом все растение обратилось в порошок, который был вскорости рассеян непрекращающимся ветром.

Истинная сущность Саркана, офицера Галактических космических сил Ультрианской империи, увеличилась и распалась на тонкие нити мерцающей слизи, которая приобрела серовато-коричневый оттенок ветвей и ярко-желтый цвет уничтоженных цветов утесника. Теперь она застыла в двух футах от места, которое изначально занимал ее двойник — точная копия вплоть до мельчайших деталей. Саркан позволил ветру раскачивать его ветки, пока он обдумывал следующий ход.

Он освоился в окружающей местности, но в своей нынешней форме не мог перемещаться из одного места в другое. Вдобавок рано или поздно ему пришлось бы вернуться в естественное состояние, ведь без постоянной практики его способность сохранять чужеродную форму была ограничена. И теперь ему следовало найти жизненную форму, которая может перенести его истинную сущность к грубой цивилизации, существующей на этой планете — и попытаться отыскать какое-то убежище. Он протянул невидимые ментальные щупальца и изучил растения и влажную землю. Насекомые… слепые существа, которые пробивали себе дорогу глубоко под слоем почвы… крылатые существа, похоже, бесполезные… а потом… наконец… жизненная форма, которую можно использовать.

Саркан сконцентрировал часть своей истинной силы и призвал существо, создав в его мозгу образы пригодной в пищу зелени; одновременно он анализировал физические свойства этого существа. Оно приблизилось быстрыми, легкими прыжками — маленькое, покрытое волосами существо с длинными ушами и дрожащим розовым носом. Когда существо оказалось в пределах досягаемости, Саркан вернул себе обычную форму и выпустил еще одно тонкое щупальце. Заяц исчез, и его двойник поскакал по пустоши.

Быстрота движений обнадеживала, но средство перемещения оказалось слишком мало, и усилия, которые требовались, чтобы втиснуть истинную сущность Саркана в такое ограниченное пространство, были изнурительными. Вдобавок в маленьком мозгу обнаружилось великое множество рефлексов, основанных на страхе, и они мешали Саркану сосредоточиться, так что пару раз он утрачивал контроль и возвращался в истинную форму. Нет, ему следовало подобрать средство покрупнее, с хорошо развитым мозгом и большим объемом памяти, чтобы Саркан мог получить ясное представление об этой планете и ее состоянии.

Он добрался до широкой полосы твердой поверхности, которая, должно быть, представляла собой нечто вроде дороги, потому что в мозгу его средства передвижения появились пронизанные страхом образы быстро движущихся объектов, которые издавали громкие звуки и представляли опасность для живых существ, оказавшихся у них на пути. Такие объекты могли появиться лишь в результате деятельности неких жизненных форм, и потому могли обеспечить Саркану доступ к более подходящим средствам. Саркан остановил своего четвероногого носителя, отключил его мозг и быстро вернулся к истинной сущности. Тогда он повалился у обочины дороги и стал ждать. Ждать пришлось недолго.

Объект перемещался с помощью двух круглых приспособлений, он издавал громкие звуки; его приводил в движение какой-то примитивный двигатель. В глубокой тьме далекого прошлого расы Саркана — задолго до того, как они достигли полного развития сущности — подобные транспортные средства еще использовались. Но теперь внимание Саркана привлекла двуногая форма жизни, которая управляла транспортным средством. Нижние конечности свисали с обеих сторон движущейся машины, а верхние оканчивались пятью пальцами. Существо носило искусственную кожу, и это доказывало, что здешние формы жизни еще далеки от истинной сущности, но в то же время подтверждало, что они находятся на некотором расстоянии от примитивной дикости. Саркан протянул над дорогой ментальный барьер и придал ему форму большого дерева, которое увидел неподалеку.

Машина свернула в сторону, двигатель взревел, когда внезапно заработали тормоза, потом двуногое существо подпрыгнуло в воздух, упало на дорогу и застыло. Саркан знал, что должен установить полный контакт, потому что было очень важно, чтобы он осушил мозговое хранилище существа и окончательно оценил его физическое и умственное состояние. Он придал своей истинной сущности жидкую форму и потянулся к неподвижной фигуре.

Прежде чем уничтожить искусственную оболочку, Саркан ее проанализировал. Потом до мельчайших деталей было изучено обнаженное тело, которое издавало стоны, когда по нему ползла холодная истинная сущность. Кожа и плоть были разделены на составные части; Саркан попробовал кровь на вкус и понял ее предназначение; потом он занялся сложным переплетением вен, путаницей костей и внутренних органов — все их маленькие секреты были раскрыты. Саркану потребовалось не больше микросекунды, чтобы очистить банки памяти и усвоить всю скрытую там информацию; зафиксировать путаный язык и отвергнуть эмоциональные тонкости, которые ничего для него не значили. Саркан опустошил слабую оболочку, забрав все содержимое, и позволил ей превратиться в пыль, прежде чем придал своей истинной сущности облик двуногого. Прошло меньше трех минут после вмешательства Саркана — и Сидней Дж. Бичем (мужчина, проживший двадцать пять оборотов ничтожного солнца, англичанин, женатый, младший администратор рекламной фирмы, живущий по адресу «Лондон, Клондел-Роуд 16», сейчас находящийся в отпуске и т.д. и т.п.) поднял свой мотоцикл, нажал на стартер и продолжил путешествие, которое прервалось так драматически.

 

Миссис Хэтфилд, теща, искренне верила, что в день свадьбы она не потеряла дочь, а приобрела сына. Тем не менее, стоило иметь в виду, что приобретя такое бесценное имущество, его следовало охранять, направлять, поддерживать советами, держаться поближе — и сопровождать, когда дочь отправится в отпуск.

Сидней Дж. Бичем об этом не подозревал, но несколько претендентов на звание зятя миссис Хэтфилд были отвергнуты, поскольку проявляли отнюдь не похвальное стремление к независимости. Один даже настолько забылся, что назвал ее надоедливой старой курицей — и был с позором изгнан прямиком в распахнутые объятия барменши из Путни. Но Сидней, так сказать, пришелся к месту. Когда Сильвия намекнула, что ее мать, будучи особой нервной и чувствительной, не сможет жить одна и, возможно, ей придется переехать к ним, Сидней выразил свое согласие, обставив свободную комнату. Суровая критика миссис Хэтфилд воспринималась как дружеский совет, ее редкие истерики — как летние грозы, а ее почти постоянная критика — как голос опыта. В самом деле, именно этот голос и звучал, выражая решительные протесты, когда мать и дочь сидели в фойе «Эксетер армс».

— Зачем ему понадобилось арендовать мотоцикл и отправляться в дорогу в одиночестве? Ума не приложу.

Сильвия Бичем была красивой женщиной с роскошными волосами и очаровательным воплощением тихого смирения.

— Он сказал, что хотел осмотреть пустоши. Я думаю…

— Ну, а я не думаю, — заявила миссис Хэтфилд. — Почему бы не взять машину, хотела бы я знать? Тогда мы поехали бы вместе. Нет, это чистейшей воды эгоизм. Слоняется неведомо где, а мы тут сидим и бездельничаем. Я ему скажу пару слов, когда он вернется.

— А ты не думаешь…

— Нет, не думаю. У мужа — не говоря уже о зяте — есть определенные обязательства. И в их число не входит катание по окрестностям на мотоцикле. Ах… если я не ошибаюсь, вот и он. И на кого он похож, я тебя спрашиваю?

Сидней миновал вращающиеся двери, снял защитный шлем; перед женщинами стоял высокий молодой человек с открытым, простодушным, честным лицом; в эту минуту черты лица были искажены. Молодой человек шагнул к дамам и, после недолгих колебаний, отвесил им низкий поклон.

— Приветствую вас, матушка и теща.

Сильвия захихикала,  решив, что ее муж внезапно обрел чувство юмора, а миссис Хэтфилд нахмурилась, тотчас решив, что уважение сменилось настоящей наглостью.

— Сидней, я сегодня не в настроении для дурачеств. Я так поняла, что ты собирался уехать на часок. Мы ждали целых три часа. Несомненно, у тебя есть подобающее оправдание.

Сидней холодно, без всякого выражения посмотрел на тещу, и миссис Хэтфилд подумала, не пьян ли он.

— Движение было плотным… много машин… еще я сбился с дороги… перепутал направление… ехал по кругу. Извините, но я и теперь еще не сориентировался.

— Хочешь сказать, что ты еще не трезв! — воскликнула миссис Хэтфилд. — Да, это очень, очень плохо. Сильвия, скажи что-нибудь. В конце концов, он же твой муж.

Сильвия послушно наморщила лоб, пытаясь изобразить нечто вроде неодобрительной гримасы, и сказала:

— Сидней, как ты мог?

Ее муж покачал головой:

— Губы мои не касались алкогольных напитков — в этом могу поклясться. Не способны ли мы удалиться на верхние уровни, где я мог бы погрузить тело в горячую воду и приложить к нему мыло? Я покрыт исходящим из пор потом и испытываю некоторый дискомфорт.

Оправившись от первого потрясения, миссис Хэтфилд встала и с превеликим, можно сказать, устрашающим достоинством направилась к лифту. Сильвия посмотрела на своего мужа со сдержанным восхищением.

— Ты должен это прекратить. Честно, я не знаю, что на тебя нашло. Ты ее так разозлил!

Сидней почесал в затылке и осмотрелся по сторонам, как будто пытаясь найти объяснение в узоре обоев.

— Я говорю правильные слова, жена-Сильвия. Почему теща Хэтфилд выражает признаки таких сильных эмоций?

Сильвия не смогла сдержать приступ смеха.

— Ну вот, ты опять… Перестань! Я никогда не видела тебя таким забавным!

Теперь они находились в лифте, который быстро доставил постояльцев на второй этаж, и веселье Сильвии сменилось недоумением. Ее муж, казалось, очень заинтересовался тем, как работает лифт — его занимали механические двери, ряды кнопок, сверкающие огоньки. Сильвия обеспокоенно проговорила:

— Что с тобой не так? Ты, кажется, выглядишь не очень хорошо. Что-то с желудком?

— Желудок в состоянии полного довольства.

Сильвия подождала, пока они не оказались на втором этаже и медленно пошли к дверям спальни:

— Слушай, это какая-то шутка? Ведь верно?

На мгновение его лицо скривилось, выразив совершенное недоумение, но потом взорвалось — Сильвия не могла подобрать другого слова — сияющей, хотя и вымученной, улыбкой.

— Шутка. Юмор! Чувство нелепого! Это верно. Я создал шутку! Как тогда, когда мужчина поскользнулся на банановой кожуре и сломал ногу. Ты должна смеяться… хохотать…веселиться. Верно. Ты должна смеяться.

— Если ты так говоришь. — Она отворила дверь, ведущую в спальню, и медленно вошла в комнату. — Но мама не станет смеяться, если ты и дальше будешь называть ее тещей. Ей такие шутки никогда не нравились.

Сидней не ответил; он опустился в ближайшее кресло и, широко раскрыв глаза, равнодушно осмотрел комнату. Сильвия чувствовала, как нарастает волнение, переходящее в настоящую панику.

— Ты болен! Не пытайся мне возражать. Боже правый, твое лицо стало совсем серым! А твои глаза…

Она мгновенно умолкла. Как могла любящая жена сказать мужу, что его глаза, кажется, вот-вот вылезут из орбит и сползут вниз по щекам. Сидней поднял руку, которая казалась совсем мягкой — как будто в ней не было костей.

— Я думаю, это пиш… — Неужели, он все-таки напился. Слова путались и звучали неразборчиво. — Твое покинуть комнату.

Сильвия последовала этому совету по той простой причине, что подошла к самой грани слепого, нерассуждающего ужаса.

От какой бы болезни ни страдал Сидней, но эта болезнь, совершенно очевидно, выходила за пределы ее знаний и понимания. Щеки Сиднея уже стали тускло-серыми и начинали синеть. Сильвия бросилась к матери.

— Похоже, проблемы с сердцем, — заметила эта достойная леди несколько минут спустя. — Пил и шлялся где попало. Вот и не выдержал…

— У него глаза вытекают! — воскликнула Сильвия.

— Пьянство, — мрачно заявила миссис Хэтфилд. — Я всегда подозревала…

— Пожалуйста, сама на него посмотри. Мне не нравится, как он выглядит.

Миссис Хэтфилд, после титанических усилий, смогла подняться с кресла.

— А мне никогда не нравилось, как он выглядит. Ну что ж, пойдем.

С тех пор как Сильвия вышла из спальни, здесь ничего не переменилось. За исключением одной маленькой детали. Сидней исчез. Сильвия заглянула в ванную, вышла на балкон, даже заглянула под кровать — безрезультатно.

— Уверена, он просто вышел на минутку, — сказала она усмехающейся миссис Хэтфилд.

— Ты же мне говорила, что он был болен!

— Может… ему стало лучше.

Глаза ее матери сверкали, когда она изучала комнату; потом миссис Хэтфилд сосредоточила свое внимание на розовом постельном покрывале. Она подняла руку и ткнула дрожащим указательным пальцем в сторону кровати.

— Так вот почему он сбежал! Разлил что-то на покрывало! Что это? Похоже на синий желатин.

Женщины вместе подошли к кровати, а потом, после нескольких минут молчаливого осмотра, они обменялись взглядами, выражавшими явное отвращение. Казалось, кто-то разлил в самой середине кровати много синего желе, которое собралось в вязкую, дрожащую лужу, а потом застыло. В центре лужи виднелось довольно большое возвышение — нечто вроде синего прозрачного острова, окруженного замерзшим морем. Лужа переливалась через край кровати и стекала по покрывалу, образуя синие нити, одна из которых коснулась юбки миссис Хэтфилд, подошедшей слишком близко. Она отпрянула, с трудом сдержав возглас отвращения.

— Какого черта… Сильвия, это уже и впрямь чересчур. Ты не хочешь мне объяснить, как твой муж устроил весь этот бардак?

Сильвия скривилась; это выражение на очаровательном лице должно было свидетельствовать о каком-то умственном напряжении.

— Возможно, он был болен. — В голосе ее слышалась надежда, а не убежденность.

— Не говори глупостей.

— Ужасно болен, — добавила Сильвия; потом она бездумно ткнула ближайшую кучку синего желе. Желе заколыхалось, издав негромкий булькающий звук.

— Прекрати! — рявкнула миссис Хэтфилд. — Не говори ерунды. Не представляю, как ты все это объяснишь менеджеру отеля. Но дело твое… Я собираюсь прилечь. Возможно, когда твой муж решит снова появиться, ты попросишь его зайти и побеседовать со мной.

После того как миссис Хэтфилд удалилась, Сильвия замерла посреди комнаты, с ужасом глядя на синее желе на покрывале. Несмотря на все свое волнение, она заметила, что лужа выглядит довольно мило, особенно центральный островок, который отражал солнечный свет и сиял, словно огромный бриллиант. Что бы это ни было, Сильвии хотелось, чтобы Сидней был поосторожнее или, в крайней случае, попытался бы прибраться. Подобная беспечность — не в его характере; он бы не стал так злить ее мать… Сильвия села в кресло и предалась отчаянию. Через некоторое время ее чувства выразились в словах.

— Сидней, — взмолилась она, — где ты?

— Здесь, — сказал вполне здоровый с виду Сидней, поднимаясь с постели и вставая во весь рост. — После необходимого отдыха чувствую себя гораздо лучше.

Это было уже чересчур — и Сильвия, как и следовало ожидать, потеряла сознание.

*

Осознание пришло, поднявшись из пучины тьмы.

Силуэт застыл у кровати. Когда Сильвия пришла в сознание, силуэт обрел сходство с ее мужем — и вместе с узнаванием вернулся страх. Страх, который, как говорится, чудесным образом обостряет все чувства, прокрался по темным закоулкам ее разума, и по пятам за ним следовала окутанная туманом истина. Красивое лицо, узкие плечи, впалая грудь, длинные, вытянутые ноги — все это было знакомо, но Сильвия знала (хотя разумного объяснения этого знания не существовало), что фигура, повторяющая облик Сиднея — это не ее муж. Голова повернулась  к Сильвии, и она увидела глаза. Глаза были холодными и бесчеловечными, как чистые озера замерзшей воды. Голос также не походил на человеческий — он оставался лишь неудобным средством общения.

— Я чувствую, что будет хорошо, если я ясно объясню положение — Существо-Сидней повернулось в кресле и устремило на нее ледяной немигающий взгляд. — Из мозга и хранилища расовой памяти, обнаруженного здесь, я узнал, что отношения между мужем и женой — очень интимные. Я смутно понимаю, что время от времени они действительно соединяются, исполняя действия, результатом которых становится репродукция. Теперь полагаю необходимым объяснить свою ситуацию, чтобы ты могла сотрудничать в твоих ограниченных рамках.

Сильвия издала странный сдавленный звук, и существо-Сидней немного опустило голову и посмотрело на нее с возрастающим напряжением.

— Ты испытываешь какое-то неудобство? Какой-то недостаток твоего тело требует исправления?

Через некоторое время Сильвия смогла издать звук, который при желании можно было принять за слово «нет».

— Это хорошо, потому что мне требуется твое внимание. Твой муж — супруг — лучшая половина — прекратил существование. Я дезинтегрировал его грубую материю и сделал свою истинную сущность его копией. Вопрос, который прежде всего возникает в твоем разуме: «Кто я?» Разве это не так?

Сильвия по-прежнему не могла говорить. Она кивнула, и существо-Сидней повторило ее движение.

— Я понимаю, что любопытство — неискоренимый порок земных женщин, а также четвероногих животных, именуемых котами. Кажется, их связывает нечто необъяснимое. Очень хорошо. Коротко говоря, я — то, что вы называете чужой жизненной формой, которая зародилась в звездном скоплении во многих миллионах световых лет от Ориона. К сожалению, низкий уровень умственного развития не позволяет вам понять условия нашего существования, даже если бы в вашем языке нашлись для них подходящие слова. Так что скажу просто: у нас нет тел, только скопление сверхразумной истинной сущности, которая может адаптироваться — на ограниченное время — к своему окружению. И когда мой космический аппарат потерпел крушение на вашей ничтожной планете, я решил, что разумнее принять облик доминирующей жизненной формы. Ты понимаешь?

Сильвия не поняла ни слова, но подумала, что разумнее всего будет кивнуть.

— Это и удивительно, и приятно. Теперь, должно быть, тебе ясно, что я не могу долго сохранять эту форму, не используя коротких перерывов для отдыха и восстановления. Некоторое время назад я оставил свою истинную сущность на постели, надеясь избежать обнаружения, но у тещи есть зрение, хотя слепота была бы для нее настоящей добродетелью. Вдобавок я пока не добился полного контроля над внешними частями. Иногда я забываюсь, и отдельные части могут вернуться к истинной сущности. Например… — Существо-Сидней подняло левую руку. — Ты видишь, что эта конечность стала жидкой, пока я говорил.

Сильвия издала несколько необычных звуков, когда увидела пузырь из синего желе, свисавший с тонкого запястья. Существо-Сидней ради опыта покачало этот пузырь, потом обратило внимание на девушку, цвет лица которой сильно переменился и стал почти зеленым.

— Я обнаружил некоторое волнение в районе твоего живота. Возможно, в результате того, что ты увидела часть моей истинной сущности?

Выпученные глаза и разинутый рот Сильвии свидетельствовали о том, что вот-вот последует практическое подтверждение, которое станет ответом на вопрос и просто уничтожит наволочку. Существо-Сидней кивнуло.

— Это очень нехорошо. Тебя придется заменить с помощью репродукции. Позволь мне еще объяснить. Для репродукции нам нужно только выделить часть истинной сущности и оставить ее ненадолго, подождав, пока она обретет форму. Поэтому ты должна понять, что поскольку я не могу вернуться на свою родную планету, мне желательно — как у вас говорится? — населить эту планету своими репродукциями. Частица здесь, частица там — а потом репродукция породит следующую репродукцию. Пройдет совсем немного времени, и этот окруженный газом обломок камня, который вы называете Землей, станет домом вдали от дома. Это правильное выражение? Вижу, мне нужно усовершенствовать звуковые средства коммуникации.

Сильвия не могла сказать того же, но она попыталась издать один простой звук. Она закричала.

Существо-Сидней тут же прижало комок истинной сущности к ее рту, и крик превратился в приглушенное и почти музыкальное бульканье. Потом существо что-то сделало другой, свободной и завершенной рукой — и в результате Сильвия стала безвольной и молчаливой, как кусок свежей свинины.

Если бы кто-то вошел в комнату пять минут спустя, то ему открылось бы зрелище, угрожающее здравости рассудка или, по крайней мере, выходящее за рамки правдоподобия. Длинная, прозрачная, синяя «колбаса», подрагивая, лежала на ковре. Примерно одна треть ее разбухала и напоминала быстро надувающийся шар. Когда она достигла размера призовой тыквы, то отделилась от заметно истощившегося источника и закатилась под кровать. Теперь существо-Сидней медленно поднялось на ноги и, пошатываясь, двинулось к креслу. Там оно сидело, ожидая, когда совершится репродукция и когда копия выразит родителю почтение. Ждать пришлось недолго. Потомство ультрианских жизненных форм взрослеет очень быстро.

 

Миссис Хэтфилд наслаждалась послеобеденным сном.

Она проснулась бодрой и довольной и была настроена не давать спуску грешным зятьям и непокорным дочерям. Миссис Хэтфилд встала и, собравшись с силами, с изяществом флагманского корабля, идущего под всеми парусами, двинулась к двери. Она обнаружила зятя сидящим в кресле, а ее дочь — которая выглядела довольно странно — полусидела на кровати. Миссис Хэтфилд бесцеремонно распахнула дверь; она явилась как раз вовремя, чтобы услышать окончание монолога.

— …ты должна контролировать все части и удостовериться, что истинная сущность не… — Существо-Сидней умолкло и посмотрело на явившуюся тещу. Холодный блеск его глаз — который недавно уже встревожил миссис Хэтфилд — на время сдержал ожидаемый поток слов. Миссис Хэтфилд сказала просто:

— Так… ты вернулся!

Муж и жена обменялись взглядами. Мужчина посмотрел на женщину. Или, возможно, вернее было бы сказать — предок молча давал советы потомку. Существо-Сидней заговорило:

— Я восстановился.

— Ты… что?

Ее зять покачал головой, как будто упрекая себя в чем-то; потом на его лице появилось некое подобие улыбки.

— Умоляю вас о прощении. Как вы сказали — я вернулся, и приношу извинения за все неудобства, которые могло вам причинить мое необъясненное отсутствие.

Потом он обернулся к Сильвии и обратился к ней с суровостью школьного наставника, дающего указания не слишком сообразительному ученику.

— Ты заметила, как я сочетаю звуки общения и избегаю двойных значений, что может стать ловушкой для неосторожных. Следи за произношением.

Сильвия тотчас согласилась:

— Я обнаружила, что мозг, который дал мне ты, почтенный производитель, хранит в памяти достаточно звуков и слов, но я испытываю трудности, сохраняя эту чуждую форму. Некоторые члены могут распасться… смешаться… растечься…

— Ты должна сосредоточиться, — продолжило существо-Сидней. — Чужая форма должна сохраняться постоянно, иначе местные живые формы будут издавать громкие звуки.

Миссис Хэтфилд испытывала все возрастающее подозрение, что ее некогда почтенная, даже смирная семья внезапно обрела независимость и теперь осмеливается самым недопустимым образом насмехаться над ней. Она задала вполне уместный вопрос:

— Вы оба спятили?

Существо-Сидней обернулось к Сильвии, которая будто окаменела.

— Она имеет в виду, есть ли у тебя повреждения мозга. Ты ответишь отрицательно.

Странно искаженное лицо повернулось в сторону миссис Хэтфилд. У нее сложилось впечатление, что глаза дочери смотрели в разные стороны.

— Нет. Нет. Никогда. Нет…нет… как…

Ярость миссис Хэтфилд все возрастала и достигла устрашающих пределов, хотя она не могла окончательно отвергнуть предположение, что головой управляет нечто поистине ужасное. Миссис Хэтфилд загнала эту мысль в дальнюю кладовку своего мозга, к нелепым фантазиям, которые она пыталась позабыть в течение многих лет. Не последней из них была совершенно смехотворная идея о существовании разумной жизни на других планетах.

— Я не самая терпеливая женщина на свете, — сообщила она существу-Сиднею, сидевшему в кресле, — но я до сих пор была чрезмерно снисходительна, видя ваше детское и совершенно непостижимое поведении. Но есть предел, и я этого предела достигла. Как…

— Досточтимый производитель, — прервала ее Сильвия, голос которой звучал твердо и настойчиво, — мои нижние части возвращаются к истинной сущности.

Достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться в истинности этого утверждения: на месте пары стройных ног, которыми наделила Сильвию природа, появился треугольный ком синей субстанции. Сильвия напоминала дочь русалки, которая слишком долго флиртовала с любвеобильной медузой. Существо, похожее на зятя миссис Хэтфилд, выразило свое неудовольствие.

— Ты забыла, что необходим строгий контроль. Немедленно восстановись.

Миссис Хэтфилд увидела, что неопытность оказалась сильнее усиленных стараний. Пузырь синего желе запульсировал, задергался и в конце концов разделился. В результате появилась пара толстых ног, каждая из которых оканчивалась рукой с шестью пальцами. Существо-Сидней покачало головой, не обращая внимания на сдавленные крики, которые вырывались из разинутого рта миссис Хэтфилд.

— Верни нижние части к истинной сущности. Потом восстанови ноги со ступнями. В банке памяти есть мысленный образ ног со ступнями.

Следующая попытка оказалась более успешной — две ноги, украшенные ступнями, вытянулись из-под мини-юбки Сильвии. Они были из полированного орехового дерева и заканчивались лапами с когтями, которые могли бы украсить туалетный столик королевы Анны. Настоящая Сильвия очень любила старинную мебель.

— Еще раз. Вернись к истинной сущности. Восстанови ноги доминирующей жизненной формы. Полная сосредоточенность!

Теперь на кровати появилась вполне убедительная копия ног Сильвии, но чрезмерные усилия привели к тому, что разрушились некоторые другие части тела. Глаза теперь смотрели в разные стороны, да и нос выглядел как-то неустойчиво. Но существо-Сидней явно решило, что можно временно отказаться от дальнейших опытов: практика рано или поздно позволит достигнуть совершенства. Теперь все его внимание было обращено на миссис Хэтфилд, которая демонстрировала явные признаки сильнейшего страдания.

Ее круглое лицо цветом напоминало оконную замазку, а вены выступали из-под кожи словно ручейки земляничного джема; рот был разинут, глаза выпучены; похоже, миссис Хэтфилд планировала убраться подальше, только никак не могла протиснуть свое массивное тело сквозь запертую дверь.

Существо-Сильвия, явно жаждавшее знаний, которых так часто недостает молодым, пожелало получить новые сведения:

— Что делает теща? Пытается репродуцироваться?

Существо-Сидней покачало головой и внимательно осмотрело миссис Хэтфилд. потерпев неудачу в попытках преодолеть закрытую дверь, она сползла на пол и теперь пересчитывала пальцы своей правой руки. Нужно было считаться с положением дел — она находилась не в том положении, чтобы появляться на публике.

— Нет. Их репродуктивные методы требуют больше времени и слишком сложны, чтобы их теперь объяснять. Однако…

В течение некоторого времени тишину нарушали только звуки, которые по-прежнему издавала сидящая миссис Хэтфилд. Убедившись, что на ее правой руке имеется нужное количество пальцев, она теперь занялась левой. Существо-Сидней обернулось к своему потомству.

— Ты готова репродуцироваться?

 

Теща, дочь и зять стояли перед помощником управляющего; молодой человек в визитном пиджаке и брюках в полоску замер за стойкой регистрации. Зять улыбнулся и сказал:

— Наш счет, пожалуйста.

Помощник управляющего был еще молод, но уже научился никогда не проявлять удивления или беспокойства при виде необычного поведения гостей. Опыт научил его, что публика по большей части не отличается красотой и приятностью. Он был готов к разным зрелищам: бородавки, жировые шишки, лица в форме картофелин, торчащие зубы, огромные уши и все прочие уродства, какие только бывают у людей. Но одно условие он считал вполне естественными и даже обязательными. Гости должны уехать в том же самом виде, в каком въехали (за исключением, возможно, синяков под глазами и облезшей кожи). Но в случае к миссис Хэтфилд и ее дочери это явно не относилось.

Молодая женщина — к которой помощник управляющего относился с некоторым пристрастием — каким-то образом обзавелась глазом, который не только напоминал яйцо, явно пережившее зрелость, но и располагался примерно на три дюйма выше другого глаза. Вдобавок ее нос несоразмерно вытянулся и раскачивался из стороны в сторону, когда его обладательница поворачивала голову.

Миссис Хэтфилд выглядела еще хуже. Ее огромное лицо выглядело так, будто его пытались разгладить, используя массивные тиски. Щеки торчали в стороны, рот превратился в длинную щель, нос напоминал пузырь из жевательной резинки, а глаза смотрели на недоумевающего помощника управляющего откуда-то из-под волос. Зять — который остался практически неизменным, не считая пары холодных, блестящих глаз — повторил свою просьбу.

— Наш счет, пожалуйста.

Привычка позволила молодому человеку вернуться к исполнению обязанностей. Он приготовил счет, принял деньги, записал их в приходную книгу — возможно, все прошло бы хорошо, если бы гости не настаивали на том, чтобы пожать ему руку. Это была вина зятя.

— Протяните верхнюю правую конечность, — приказал он своим спутницам, — и пожмите конечность этой формы жизни. Таков обычай.

Он показал пример, и помощник управляющего затаил дыхание, когда стальные пальцы сжали его руку. Клерк отвел взгляд, когда дочь протянула ему мягкую ладонь и пробормотала что-то вроде: «Репродуцируйся чаще». Он закрыл глаза, когда вперед выступила теща, готовая внести свою лепту в ритуал прощания. Возможно, это было не слишком разумно: нет никаких сомнений в том, что, увидев конечность, которую ему предстоит пожать, молодой человек отказался бы от предложенной чести. Но потом — его пальцы ощутили прикосновение, его желудок сжался, а его глаза — когда открылись — увидели. Его крик эхом разнесся по фойе и лестницам, вплоть до самых верхних комнат. Этот звук можно было назвать колоколом, возвещающим о начале нового века.

Существо-миссис Хэтфилд засеменило за бывшими дочерью и зятем, страдальчески бормоча:

— Достопочтенные производители… моя верхняя правая конечность вернулась к истинной сущности.

Интересно представить, сколько голосов будут повторять эти слова через пять лет.