Лорд Дансени. Герилья. Главы XIII-XV

XIII

Хлака подал руку Изабелле и поспешно повел ее через кухню, как будто прекрасно знал дорогу. Движением руки и взглядом он указал Искандеру так же помочь Анжелике.

- Я должна взять кое-что из вещей, - сказала Изабелла.

- Нет времени, - ответил Хлака.

- Мы все собрали на случай, если такое случится, - продолжала Изабелла. - Все, что нам нужно, собрано в двух сумках.

- Где они? - спросил Хлака, когда все подошли к входной двери.

- У наших постелей, - ответила Изабелла. - Это займет всего минуту.

- Вам нужно было держть их внизу. У нас нет ни минуты.

- Но нам они очень дороги, - проговорила Анжелика.

- Возьми их, - приказал Хлака Сребницу. - Давай мне винтовку.

- Две сатиновых сумки, - пояснила Анжелика, - на креслах у наших постелей.

Хлака забросил винтовку Сребница себе на плечо. Свое оружие он держал в левой руке. Правой рукой он снова дернул Изабеллу и потащил ее за собой через сад. Он полагался на молодость Сребница, который сможет быстро нагнать их, но собственная скорость передвижения Хлаки теперь определялась скоростью Изабеллы и Анжелики: он  мог думать о том, сколько секунд они смогут выиграть, сколько ярдов они смогут пробежать, пока выстрел еще не разбудил город.

Сребниц взбежал наверх, в спальни, и обнаружил сатиновые сумки именно там, где сказала Изабелла. Он подумал, что в горах будет очень холодно. В обеих спальнях стояли большие шкафы, Сребниц заглянул в них и обнаружил два теплых плаща. Все платья, которые висели там, казалось, обрели заброшенный вил - этот вид нелегко описать и понять тому, кто не видел обреченного дома, но этот вид узнает каждый, кто бывал в таких домах. Когда Сребниц смотрел на эти вещи, он услышал шаги на улице. С одной из постелей он схватил два покрывала и помчался вниз. Тут его посетила мысль, которая могла бы прийти юноше в голову и раньше: в гостиной лежит мертвец, а занавески раздвинуты. Сребниц побежал туда. А шаги все приближались. Не было времени закрывать занавеси, не было и времени гасить свечи, которые горели по три в двух маленьких китайских подсвечниках, которые поддерживали фарфоровые статуэтки. Поэтому он просто сбросил подсвечники на пол. Когда свечи упали, он увидел лежащий на полу пистолет немецкого офицера, которого он сам же и застрелил.

Шаги совсем уже приблизились, двое мужчин не бежали, но явственно направлялись сюда для выяснения обстоятельств, потому что шли они быстро. Угадают ли они, в каком именно доме раздался выстрел? Сребниц надеялся, что нет. Хотя он усвоил правила Хлаки, позволявшие расправляться с этими людьми, и понял, что с легкостью может защитить себя, но он прекрасно понимал, что новые выстрелы, раздающиеся из того же самого дома, несомненно приведут сюда  так много немцев, что все силы Хлаки могут быть уничтожены. Один выстрел - это другое дело; он мог быть и случайным. Но увы - вряд ли немцы так думали, поскольку теперь он слышал все новые и новые шаги: приближался большой патруль. Когда Сребниц поднял пистолет, двое мужчин как раз миновали дверь. В коридоре должен был остаться другой пистолет. Сребниц взял и его тоже и рассовал оружие по карманам. В горах пистолеты будут полезны, подумал он; но эта мысль привела его к вопросу о боеприпасах. Он обыскал в темноте оба тела и обнаружил два маленьких кармашка, в каждом из которых было по двадцать патронов. Когда он забирал патроны с тела в гостиной, патруль подошел совсем близко. Хотя плащи и покрывала на плечах ему изрядно мешали, не говоря уже о двух сумках, но одна рука юноши оставалась свободной, ею он и прихватил кусок свежей свинины, когда пробегал через кухню. Задняя дверь была открыта. Он выскочил наружи и захлопнул ее, но не стал задерживаться и запирать, поскольку основная опасность, казалось, была на улицах впереди, и она возрастала с каждой секундой.

Позади все было спокойно, когда он бежал по темному саду, и на тропе было тихо; но вскоре чья-то рука сжала его руку: это был Грегор, который дождался Сребница и взял у него обе сумки, а потом побежал позади друга.

- У меня есть для тебя пистолет, - сказал Сребниц.

- Положи его мне в карман, - ответил Грегор, державший в обеих руках сумки старых дам.

Сребниц так и сделал на бегу.

Прежде чем они достигли конца темной аллеи, они увидели тени остальных. Теперь все собрались вместе. Двое мужчин бежали по обе стороны от Анжелики и поддерживали ее за руки, а еще двое помогали Изабелле. Хлака раздраженно смотрел на пожилых дам, следя почти за каждым их вздохом, потому что от их скорости теперь зависело все. Когда свет из одного окан показал, что они снова приблизились к улицам, он заставил двоих мужчин нести дам, чтобы дать им отдохнуть. Все вышли на улицу, и там было тихо. люди Хлаки разделились старым способом, они ступали на босых ногах подобно одиноким теням. Теперь они опустили старых дам, но их туфли издавали звуки, когда касались мостовой приходьбе. Так что двое мужчин снова понесли Изабеллу и Анжелику. А на улице все еще стояла тишина. 

Потом они подошли к широкой улице, которую беглецам следовало пересечь, и по-прежнему до них не доносилось ни звука. Затем они услышали далекий рокот мотора на улице слева. Но мотор заглох и снова наступила тишина. Они вплотную приблизились к перекрестку, и надежды их все возрастали.

Внезапно перед ними что-то вспыхнуло, всего в нескольких ярдах яркий луч прожектора осветил середину улицы, которую они собирались пересечь. Хлака остановил своих людей, когда они поравнялись с ним, и замер в ожидании. Но прожектор не шевелился, он оставался непреодолимым барьером у них на пути. В то же время они услышали, как по центру дороги марширует патруль.

Тихо, как тени деревьев, стояли люди Хлаки. Патруль миновал конец той улицы, на которой они стояли, патрульных было восемь. Каждая фигура была явственно видна в сиянии прожектора; они шли в двенадцати ярдах от Хлаки, патрулируя проспект. Хлака приподнял руку, чтобы удержать на местах своих людей и выбрался на широкую улицу, тихо, как ночная птица, покидающая свое убежище. На углу улицы он сделал знак, и все люди подошли к нему. Тротуар скрывался в темноте, но вся проезжая часть была ярко освещена. Прожектор, который озарял ее, находился в сотне ярдов на грузовике. Грузовик развернули в противоположную сторону, его фары освещали улицу с другой стороны. Каждый камень на дороге сиял ярко, как драгоценность, но ближе к грузовику между лучом и мостовой было темно. И Хлака указал на эту тьму, он подвел своих людей на пятьдесят ярдов ближе к машине, двое по-прежнему несли старых дам. В пятидесяти ярдах от грузовика Хлака остановил отряд; луч здесь проходил в полутора футах от земли.

Здесь Хлака выполз на дорогу, улегся под лучом прожектора и знаком приказал остальным сделать то же самое. Он поднял руку и держал ее близко к прожектору; все м остальным пришлось пройти под его рукой. Из города между тем доносилось все больше звуков шагов, но это было далеко, и звуки терялись в ночи. Людям Хлаки нужно было проползти всего несколько ярдов, а их преследователям нужно было пройти две сотни. Все быстро проползил под рукой Хлаки, даже старые дамы. Мотыльки непрерывно вились вокруг прожектора, сияя всеми цветами радуги, а люди Хлаки проходили незамеченными; последний из них прополз под прожектором к тому времени, когда патруль приблизился к грузовику. Дальний тротуар был таким же темным, как и ближний, а луч все еще не сдвинулся с места.

Они пробежали по тротуару и достигли перекрестка, там свернули налево, и световой барьер остался позади. Но они знали, что патруль, который остался позади, повернет налево или направо, достигнув перекрестка, потому что впереди очень близко находился другой патруль; и Хлака, прекрасно разбиравшийся в подобных вещах, знал, что патруль повернет налево. Но солдаты будут маршировать обычным шагом, а люди Хлаки бегут. Если им не встретится никаких препятствий, то не стоит страшиться патруля. Но если что-то задержит их впереди, они могут оказаться в ловушке.  

Следующую улицу они пересекли спокойно.

Хлака заставил старых дам пробраться под прожектором в числе первых, чтобы дать самым медлительным как можно больше времени. а с самыми медлительными были неразрывно связаны и мужчины, которые несли Изабеллу и Анжелику, хотя Хлака и сменил их прежде, чем они устали.

Еще один перекресток остался позади, он был последним и надежды беглецов вновь ожили. Но впереди вновь появилась опасность. Он больше всего думали о патруле, который двигался позади; но теперь Хлака увидел два огонька, освещавших дорогу впереди - это были электрические фонари, которые несли два человека, спускавшиеся по дороге навстречу отряду. Он быстро определил их цель и ритмичное раскачивание огоньков; тогда он протянул ружье и штык Сребницу, как самому молодому и способному двигаться быстрее, чем мог двигаться Хлака; затем он отдал приказания Сребницу и Искандеру, и еще одному мужчине, у которого были ружье и штык. Они должны были залечь на дороге перед двумя мужчинами, которые могли освещать своими качающимися фонарями только ближайшие пятндацать ярдов; им следовало дождаться, пока враги их заметят, и тогда броситься на них и заколоть штыками. Тем временем Хлака тоже двигался вперед, он не останавливал свой маленький отряд до тех пор, пока двое мужчин не оказались совсем близко. Патруль находился от них всего в тридцати ярдах.

Трое молодых людей, которые должны были броситься на патрульных, встали впереди отряда. Скоро они увидели обоих мужчин, но те двое их не видели, поскольку их глаза, уже привычные к искусственному свету, могли разглядеть очень немногое из того, что не было освещено их фонарями. Это были два солдата с винтовками на плечах, они несли электрические фонари в правых руках. Фонари методично скользили влево и вправо по дороге, но их свет простирался вперед не далее пятнадцати ярдов.

Хлака приказал, что со стороны его людей не должно быть стрельбы и нельзя позволить немцам выстрелить. Сребниц знал, что исполнить вторую часть приказа не удастся, если он не бросится вперед со скоростью лучшего бегуна. Он следил, как свет фонариков касается центра дороги, а потом лучи скользят влево и вправо, пока двое мужчин подходят все ближе. Тем временем он слышал и приближение патруля позади. И тут двое солдат оказались на расстоянии пятнадцати ярдов, и лучи сомкнулись на середине дороги. Они были всего в нескольких дюймах от трех мужчин, которые замерли в ожидании; а потом свет вновь ушел в сторону.

Сребниц вскочил и побежал вперед; он преодолел пять ярдов прежде, чем луч фонаря осветил его. Двое другие бросились вмеред сразу вслед за ним и даже опередили Сребница. Если бы немцы не держали в руках фонари, у них, возможно, хватило бы времени. Они отбросили фонарики и схватили винтовки и сняли их с плеч; но время, которое так много значит на войне, не позволило им ничего большего. Три штыка ударили в двух немцев. Один из них закричал.

И люди Хлаки помчались дальше, все, кроме двоих, которым он приказал забрать две винтовки и амуницию на поясах, если они успеют это сделать до того, как патруль их заметит. Но патрульные услышали крик и теперь тоже перешли на бег.

Так что они бросили амуницию, захватив только заряженные ружья; если бы их увидели и начали обстреливать, звук выстрелов разбудил бы и оставшуюся часть города - этого партизаны опасались. Они бросились бежать, пока их не заметили, легко обгоняя патруль, который судя по звукам состоял из восьми-двенадцати человек, и вскоре нагнали остальных. Но отряду приходилось нелегко; Хлакак приказал людям, которые несли старых дам, опустить их на землю и бежать рядом с ними, держа женщин за руки. Он понимал, что звук их шагов будет слышен, но шел на этот риск: патрульные все равно должны были догадаться, что впереди них вооруженные люди, когда они обнаружили на дороге двух только что убитых солдат. Люди, которые это сделали, не могли обойти патрульных, дорога вела в единственном направлении, так что преследователи в любом случае понимали, что беглецы направляются к горе.

Теперь важнее всего была скорость. Изабелла и Анжелика бежали легко, звук их шагов не достигал немцев, поскольку его заглушал стук сапог патрульных. Отряду Хлаки снова везло. Им осталось преодолеть сто пятьдесят ярдов, и они оказались за пределами города, на пустоши, которая простирается до самых гор. Здесь они были в безопасности, как дикие существа в естественной обстановке. Но в этот момент Хлака, а за ним и все остальные услышали позади звук моторов грузовика. Это был тот же самый грузовик, который освещал пересеченную ими улицу: но раздавался уже не ровный стук работающего вхолостую двигателя, а пугающе неровный голос двигателя, который работал на всех оборотах, разворачивая машину. К счастью, грузовик стоял задней стороной к ним. Ему нужно было проехать всего сотню ярдов, чтобы достичь перекрестка; но грузовик еще не развернулся. Люди Хлаки должно быть, пробежали пятьдесят ярдов к тому времени, когда грузовик тронулся с места. Потом он проехал несколько ярдов ничуть не быстрее, чем они бежали, набирая скорость и выворачивая на перекресток. Но вместо того чтобы повернуть налево и преследовать их, грузовик повернул направо, чтобы осветить прожектором улицу, по которой они бежали впереди патруля. Они увидели сияние прожектора, устремленного прямо на дорогу, а име еще оставалось пробежать ярдов двадцать. Здесь они услышали, как двигатель машины взревел, грузовик дал задний ходи и двинулся по улице за ними, а блуждающий луч опускался все ниже, чтобы достать их.

Однажды прожектор почти коснулся их, но луч тут же ушел вниз, когда дорога вильнула над трубой водостока, и бескрайняя тень сомкнулась вокруг беглецов. Потом луч осветил патруль, и беглецы увидели марширующих среди деревьев солдат.

Как раз в это мгновение Хлака и обе дамы достигли последних домов. Дорога, как только она выходила за город, немедленно утрачивала свою прямолинейность и резко сворачивала направо. И возле последнего дома с правой стороны люди Хлаки бросились во тьму. Все они пробежали в первое же отверстие в зеленой изгороди справа, а изгородь слева осветилась диким лучом до того, как последний из них скрылся с дороги. И тогда все они залегли рядом за изгородью.

У пятерых людей Хлаки теперь были ружья, у двух - пистолеты, у всех оставались ножи; но он не хотел драться, пока с ним оставались обе дамы, если битвы можно было избежать. Хотя всего лишь двадцать ярдов отделяли их от границы города, его лиди чувствовали вновь обретенную уверенность, которая, казалось, проникала в их сердца с темных склонов горы. А патрульные, которые вышли из города вслед за ними, сопровождаемые сиянием прожектора, почувствовали, что они пересекли границу неведомой страны, едва они увидели пустоши, ночь и силуэт горы впереди. Патруль не сошел с дороги, чтобы искать отряд Хлаки в бескрайней ночи; солдаты прошагали полмили, а потом вернулись в город. Люди на грузовике развернули прожектор, а затем и саму машину, и она двинулась вверх по дороге, на которой казалась огромной кометой, которая собирается посетить гору.

Как только патруль оказался в ста пятидесяти ярдах от них, Хлака провел своих людей вниз по дороге; и когда тропа сделала поворот, он вернул своих спутников в темноту дикой земли. Потом грузовик вернулся. Луч освещали обе стороны дороги, когда машина двигалась к городу, и теперь для людей Хлаки не осталось никакого другого укрытия, кроме ночной темноты. Казалось, некоторых людей Хлаки посетила мысль о нападении на грузовик, потому что некоторые из них приподнялись на локтях и посмотрели на машину. Но патруль был слишком близко, и он проехал дальше. Хлака тотчас скрылся из вида, и грузовик приблизился; луч света метался из стороны в сторону, пока огромные тени, взмывавшие в ночь, не подобрались к ползущим по склону. И затем они услышали выстрел, и свет погас. Выстрел раздался с другой стороны дороги, и люди из грузовика помчались туда, и патрульные бросились им на подмогу, в то время как остальные остановились и стали ждать. Погоня продолжалась, пока солдаты не поняли всей тщетности попыток нагнать Хлаку на склоне Горы ночью.

XIV

На открытой местности люди Хлаки с Изабеллой и Анжеликой направились к хвойному лесу. Но когда грузовик с его слепящим светом вернулся в город и когда стихли звуки марша, они вернулись на дорогу, путешествие по которой для старых дам было гораздо более легким. Прошло совсем немного времени, когда они достигли леса. Сребниц вглядывался вперед, но поначалу не увидел Михаила: тот стоял совершенно неподвижно, в темной одежде в темноте.

Потом он заметил очертания платья, выделявшегося среди лесных теней, и рядом с ними появилась София. Кого она искала? Ее первый вопрос все объяснил:

- Где Хлака?

- Он скоро будет здесь, - ответил Сребниц и отошел к остальным, чтобы подобрать ружья, которые они оставили в лесу, и разделить вещи, которые следовало взять с собой.

Все это они делали весьма поспешно, потому что их огромный дом возвышался над ними, было уже поздно, и их охватило чувство дома, которое возникает у всех мужчин в такой час после трудного дня. Город остался недалеко - с его мостовыми, его закрытыми дверями, его правилами и ограничениями, ныне усиленными людьми, которые любили ограничения и противостояли всему свободному. А беглецы стремились к горе, которая давала им свободу щедрыми руками и которая однажды принесет свободу всей Стране. Так что каждый из них поднял свое ружье, надел сапоги, пятеро накинули на плечи новые ружья и все направились по горной дороге. Хлака присоединился к ним прежде, чем они ушли далеко. Когда склон горы начал нависать над ними, мужчины могли ощутить усталость после этой долгой ночью. Но укрытые темной тенью своего скалистого дома, они взбирались вврех с новыми силами, и все заботы, которые тревожил людей в городах, скоро остались далеко внизу.

Для Изабеллы и Анжелики, которые часто сидели в своих креслах со спокойными и невыразительными лицами и читали истории о романтических приключениях, пока София уходила куда-то, эта ночь в горах и даже резня в их доме были подобны шагам, которые, возможно, им не представлялись в самых смелых мечтах и тем не менее вели по дороге, соединяющее страну их грез с миром этой странной реальности. И когда человек, который допрашивал их, упал замертво в их гостиной, контраст между мертвым телом и их уютным домом был очевиден. Но старые дамы не просто запечатлели эту сцену в памяти - они вообразили, что мечты стали явью.

Для Софии весь мир был полон романтики: она была даже в городском доме ее тетушек, тем более в саду, в аллее среди фруктовых деревьев и, разумеется, где-то между сумеречной горой и звездами. Итак, среди вооруженных людей на склоне горы, тетушки оказались в том мире, о котором они читали, а София шла там, где всегда пребывали ее мечты, так что это приключение ни для кого из них не было совершенно чуждым.

София шла с Хлакой, а Сребниц брел чуть в стороне молча. Если то, что он испытывал, именовалось ревностью, то она могла показаться неуместной там, где речь шла о человеке, равном по возрасту Хлаке; ведь Софии едва исполнилось семнадцать. Но в Хлаке чувствовалась энергия, которая противостояла действию возраста, как он противостоял немцам со своей армией из пятидесяти человек и как он теперь противостоял всей Германии, уверенные, что ее армии могут быть отбиты назад к ее границам. Так что Сребниц шел один. Через некоторое время к нему подошла София. Он услышал ее голос за спиной прежде, чем услышал ее шаги. 

- Ты получил хорошее ружье? - спросила она.

- Не знаю, - ответил он.

На некоторое время установилась тишина.

И потом София заметила:

- Было очень мило, что ты взял вещи моих тетушек.

Внезапно Сребницу показалось, что София не потеряна для него навеки. И хотя он только и думал, что она утрачена навсегда, но эта новая мысль столкнулась с прежней так сильно, что он не мог разделить их и прийти в себя. Теперь он понял, что отвечал на вопрос о ружье очень резко и сказал, пытаясь исправить положение:

- Я принес и ветчину. Надеюсь, я поступил правильно.

- Да, - сказала София. - Теперь они сожгут дом.

- Они его сожгут! - воскликнул Сребниц. - Почему?

- Потому что они не могут сжечь нас.

- Если они это сделают...! - угрожающе произнес Сребниц.

- Что же тогда ты сделаешь? - спросила София.

- Я запру в доме много немцев, - ответил Сребниц, - и сожгу их живьем.

- Это будет очень неприятно, - заметила София.

- Очень, - подтвердил Сребниц.

И это решительное слово прервало в самом начале какое-то игривое замечание, которое собиралась сделать София. Некоторое время оба шли молча, пока мысли, возникавшие в сознании молодого человека, становились достойными Софии и подходящими к серьезности момента - но эти мысли еще не облекались в слова. Вряд ли кто-то смог бы подобрать слова, соответствующие тем чувствам, которые были у него на душе, ибо в этих чувствах София неведомым образом сливалась с горой. В его воображении девушка была мало чем связана с домом ее тетушек, как и с любыми другими домами;  зато у нее было что-то общее с садом, еще больше - с тропой под лимонными деревьями и самое главное - с горой. И слова могли уловить то, что было вечным в Софии и то, что было вечным в горе, и то, что у них обеих было общего со звездами, но такие слова нелегко подобрать, а к Сребницу они вообще не шли на язык; и тогда луч золотого света, слишком большой и яркий для звезды, свет, подобный маленькому солнцу, медленно опустился на дальний край горы.

- Как чудесно! - воскликнула София.

Но очарование маленького солнца было обманчиво. Это был свет аэроплана, и многие люди, которые видели этот солнечный свет в ночи, никогда больше не увидят восхода подлинного солнца. Так случилось с двумя людьми Хлаки, с новыми людьми, которые пришли на гору только этой ночью и еще не выучили правила Хлаки ходить невидимыми: бомба, которая следовала за звездой, застала их, когда они еще смотрели на золотой свет, и разметала их тела по горному склону. София и Сребниц, как и все, маршировавшие с Хлакой, наблюдали, как ночь отскочила от вспышки бомбы, когда безумный дневной свет засиял с немыслимой силой; и когда ночь вернулась назад в горы, они слышали, что ее еще долго сотрясали странствующие отзвуки, которые разносились вокруг от единственного взрыва. Среди последних отзвуков взрыва, сотрясавших вершины, они расслышали рокот моторов аэроплана, и несколько бомбардировщиков пронеслись над горой, разбрасывая золотые звезды на лету.

Прежде чем упала первая бомба, при виде первой золотой звезды, Хлака увел старых дам с дороги и показал им укрытие среди вереска, и по одному его слову члены отряда рассеялись. Сребниц быстро отвел Софию к зарослям мирта, устроил ее и укрылся сам. Бомбардировщики пронеслись над горным хребтом со своими золотыми звездами, от которых дико метались длинные тени, они будили и разрывали безграничную тьму, но они не обнаружили никого из людей Хлаки, и больше ни одна бомба вниз не упала. Потом заговорили батареи в городе, и шрапнель понеслась в то место, где упала первая бомба, но Хлака не обратил на это внимания, он собрал свой отряд вновь и двинулся вверх по дороге.

- Мы их побили, и у них упало настроение, - заметил он.

Сребниц неспокойно следил за шрапнелью, особенно яркие вспышки которой, казалось, виднелись там, где находился повар и где люди, присоединившиеся к Хлаке этой ночью, ожидали возвращения отряда в новом лагере партизан. Но Хлака, веривший, что гора их защитит, легко говорил о пушечных залпах. И пока грохот орудий и снарядов разносился от скалы к скале, он заметил: "Они пытаются себя подбодрить. Лучше бы били в барабаны".

Возможно, экономия патронов, которую он сам отстаивал, вызвала у предводителя такое критическое отношение к обычной пушечной стрельбе. Но потом залпы прекратились, аэропланы больше не поднимались в воздух, и все горы погрузились в молчание.

В тишине Сребниц ощутил дрожь; потом он заметил, что очертания Софии рядом с ним, которые он скорее воображал, чем видел, теперь стали явственно различимы; силуэты других тоже появились, виднелись руки, лица и даже фигуры, которые совсем недавно были только осколками тбмы, более темными, чем ночь вокруг; и Сребниц посмотрел вверх, и пришел рассвет; рассвет еще не принес с собой никаких цветов туда, где люди шли по склону (здесь пока не исчезли звезды), но равнины по другую сторону горы уже увидели его во всем великолепии и ночь отступила. Она ушла, холодная, обратившая лицо к западу, и Сребниц подумал о немцах и о том дне, который явился ему в мечтах. И когда горы достиг более яркий свет, София увидела в глазах Сребница нечто большее, чем его отражение. Она поняла, что они сияли светом надежды.

Они вернулись назад в старый лагерь, на маленькую площадку в кругу камней, и провели в окрестных пещерах то, что осталось от ночи, пока в небе над ними бессильно буйствовала тьма, которую еще не изгнало наступление дня. Хлака предложил пещеру Изабелле и Анжелике для них и Софии, извинившись за суровость горы, на которой он приветствовал их с убедительностью хозяина какой-нибудь старинной гостиницы и выразил надежду, что с плащами и покрывалами, которые принес Сребниц, они все-таки смогут уснуть.

- Не так крепко, как два прусских офицера, - сказала Изабелла.

- Но достаточно хорошо, - откликнулась Анжелика.