Ульрик Добени и его "Сумах"

Ульрик Добени, который родился в 1888 году в семье Джеймса Френсиса и Евы Добени, и умер в 1922 году, создал лишь один сборник рассказов о сверхъестественном; книга была исключительно редкой, только рассказ «Сумах» перепечатывали – сначала в журнале «Пограничье» (1985), потом в антологии Ричарда Дэлби «Родичи Дракулы» (1987). Однако в конце века книгу «Элементаль» дважды переиздали, и теперь статус Добени как малого классика weird fiction кажется несомненным.

Подробности жизни Добени выяснить почти так же трудно, как найти первое издание его сборника; впрочем, известно, что он был увлеченным коллекционером антиквариата и деревянных духовых инструментов, а также историком и археологом. Все эти интересы отразились и в страшных рассказах, и в других книгах, таких как «Древние церкви Котсуолда» и «Духовые инструменты, древние и современные». Удалось разыскать и еще один рассказ Добени о сверхъестественном, не вошедший в сборник — «Кубок» был напечатан в журнале «Премьер» в апреле 1919 года. 

Можно только удивляться, почему Добени так долго оставался позабытым; это убедительный и яркий рассказчик, который поделился с читателями некоторыми прекрасными оригинальными идеями: навязчивая одержимость, которую несет прилив; дерево-вампир сумах; египетская реликвия, требующая возвращения на родину; странный, музыкальный инструмент с призраком; писатель, который может добиться успеха только тогда, когда поддается влиянию незримой силы; кубок Борджиа, который едва не убивает нового хозяина. Уникальное чувство локального колорита и замечательное описание звуковых деталей позволяют оценить талант Добени, который отразил все свои увлечения, оставаясь в рамках традиционного жанра. 

«Сумах» — удивительное решение темы вампиризма. Рассказ ведется от третьего лица, но точность деталей придает повествованию поистине мемуарную убедительность. Добени бросает вызов всем жанровым условностям и разрушает канон вампирского мифа, смешивая поразительные образы. Автор явно опередил свое время. Некоторые современные критики сравнивают «Сумах» с фильмами Тима Бертона и произведениями «новой готики».

Конечно, все дело в заглавном образе. Большой сумах с набухшими малиновыми листьями стоит посреди Клайв-Грейндж, высокий и могучий. Юную Айрин влечет к этому дереву, она устраивается среди ветвей – и обнаруживает, что засыпает и страдает от кошмаров в «объятиях» сумаха. Сны становятся все более навязчивыми, вызывают ужас и боль в состоянии бодрствования и оставляют физические следы… Возле дерева не растет трава, птицы падают рядом с ним замертво, листья меняют цвет, а кузина Джеральдина умерла, проведя несколько ночей подле сумаха. Разумеется, миф об анчаре, сексуальная одержимость викторианской эпохи и соединение «крови и природы» имеют самое прямое отношение к созданию этого блестящего сюжета

Добени дополняет мифы о вампирах, привнося совершенно новые мотивы в жанр и производя неизгладимое впечатление на читателя с самой первой страницы. "Сумах" — не просто еще одна история ужасов; это кульминационное достижение в рамках жанра; жуть и беспокойство читатель чувствует почти физически. Стиль Добени может показаться суховатым, но автор настолько безупречно сочетает диалоги с описаниями, что создается впечатление, будто персонажи действительно стоят перед нами и разговаривают.

Но выбор сюжета примечателен по двум причинам. Во-первых, рассказ строится вокруг двух главных героинь женского пола и отсутствующего мужского персонажа, который играет центральную роль в финале истории; одно это делает текст уникальным. Во-вторых, что еще важнее, «Сумах» успешно объединяет странную историю биологического содержания с легендой о вампирах. Растение воплощает и природные силы, и силы сверхъестественного; так появляется подлинный вампир.

В пересказе сюжет может показаться нелепым, но Добени ухитряется удержаться на границе «кэмпа» и самопародии. Женщина, стремясь разгадать тайну трагической гибели двоюродной сестры, сталкивается с растением, которое обрело черты вампира, некогда обитавшего в английской сельской местности. Сумах вырастает из кола, воткнутого в сердце вампира – и обретает гипнотическую силу, соблазняя молодых женщин, притягивая их к своему стволу. Разумеется, психосексуальный подтекст очевиден, особенно когда «безжалостные» руки смыкаются вокруг героини, а из прекрасной белой шеи высасывают кровь, разрывая одежду и лишая воли… 

Конечно, о растениях-убийцах писал не только Добени; у него немало предшественников. В «Странной орхидее» Герберта Уэллса (1894) экзотическое растение душит и едва не убивает человека, в. "Хищнике" Люси Хупер (1889) растение убивает после эволюционного скачка, когда у него появляются «ноги, похожие на весла», и способность двигаться; в «Рассказе американца» Артура Конан Дойла (1880) гигантская мухоловка давит и поедает людей на американском Западе; в «Древних огнях» Элджернона Блэквуда (1912) целый лес восстает против человека (хотя у Блэквуда сюжет решен совершенно в другом ключе). Готические пейзажи и устрашающие атрибуты, конечно, всегда были частью готической литературы, но истории о растениях, убивающих людей, уникальны. Растения иногда ассоциируются с соблазнительными женщинами, иногда воплощают беспокойство по поводу колониальной среды, а иногда внешним видом и поведением напоминают животных, тем самым подчеркивая опасения как по поводу вырождения человека, так и по поводу эволюции растений.

Иллюстрация к рассказу Г. Уэллса «Странная орхидея». «Пирсонс мэгезин», 1894.

"Сумах» Добени является ярким примером этой литературы о вампирических растениях, но это едва ли единственная история о кровососущих растениях. Возьмем, к примеру, «Дерево-людоед» Фила Робинсона (1881). В нем дядя рассказчика Перегрин Ориел отправляется в Центральную Африку и сталкивается с деревом, которое сначала хватает и убивает оленя, а затем обвивает ветвями маленького мальчика. Дерево, «дрожащее каждой веткой, бормочущее о крови и укоренившееся в почве», тянется к Ориелу всеми ветвями, прежде чем он чудом спасается. Несколько дней спустя он находит труп маленького мальчика «с сотней листьев-вампиров, все еще цепляющихся за него». Точно так же «Пурпурный ужас» Фреда М. Уайта (1899) и «Каспер Крейг» Мод Хоу Эллиот (1892) рассказывают о кровожадных орхидеях. Как редкая пурпурная орхидея Уайта, так и орхидея Эллиот, которая становится красной после кормления, имеют зубы (или похожие на зубы наросты), сосут кровь и пытаются убить своих жертв-людей.  Орхидеи  занимают видное  место  во многих произведениях подобной фантастики, на самом деле, вероятно, вдохновленные «помешательством на орхидеях» или «орхиделириумом» викторианской эпохи, когда многие частные коллекционеры искали новые и редкие виды растений.

«Вырвался из объятий дерева-людоеда». Американский еженедельник, 4 января 1925 года.

 

Хотя эти истории занимательны и забавны, они также выражают реальные опасения по поводу эволюции и вырождения, которые усилились после публикации работ Дарвина «Насекомоядные растения» (1875) и «Сила движения у растений» (1880). Ужас в них отчасти проистекает из изменения естественного порядка вещей — вместо того, чтобы служить пищей для людей, эти растения стремятся поглотить нас. Идея о том, что растительная жизнь может эволюционировать и дать отпор людям, по-прежнему очаровывает нас и сегодня, о чем свидетельствуют современные фильмы эко-ужасов и литература, включая книги Д. Вандермеера и  М.Р. Кэри (2020). В конце концов, человечество было бы уязвимо перед планетой, которая решила дать отпор людям, разрушающим ее. Так что, даже когда вы смеетесь над этими историями о кровожадных растениях, обязательно следите за своими орхидеями. Растения в этих историях обычно либо опутывают и душат своих жертв, либо жадно питаются кровью своей жертвы-человека. Истории о растениях, которые обладают кровью или нуждаются в ней, особенно интересны, поскольку они еще больше стирают границу между человеческой и нечеловеческой жизнью. Как отмечает Дон Китли, «хотя люди уже давно признают родство с животными — действительно, движение за права животных девятнадцатого века было основано на прочной основе этого родства — близость человека к растениям так же долго была исключена». Эти истории, в которых у растений есть вены и им нужна кровь (или похожий на кровь сок), предполагают, что растения - наши опасные и чудовищные родственники. Растения изображаются как нуждающиеся в питании и защите точно так же, как люди. Потребность в крови также, конечно, сближает этих растительных монстров с вампирской литературой того периода. Тем не менее, в то время как бывшие вампиры-люди могут быть заманчивыми и обольстительными (Дракула, Кармилла), есть что-то неестественное и особенно ужасающее в растении, которое захватывает молодых женщин своими ветвями, выпивая из их горла. Кроме того, в этих историях, как и в других готических произведениях, угрозу представляет не отдельный сверхъестественный монстр, такой как вампир, призрак или оборотень, а целая экосистема, которая может эволюционировать, чтобы работать сообща, чтобы победить врагов-людей. Подразумеваемая угроза гораздо серьезнее.

В рассказе «Алые маки» Добени возвращается к «растительным ужасам», хотя источником страха может стать и редкая вещь, и антикварная архитектурная деталь, и даже литература… О каждом из рассказов можно было бы написать так же подробно, как и о «Сумахе». В целом эти истории представляют не просто забавные опыты в жанре «хоррор», а интересные примеры сочетания разнородных тем и мотивов. Мир Ульрика Добени тесен, но довольно сложен и запутан - и похож на спутанные ветви сумаха....