X Апрельская междисциплинарная международная научная конференция
ВСЕ ТРЕВОГИ МИРА:
БЕСПОКОЙСТВО
В ЛИТЕРАТУРЕ И ИСКУССТВЕ
Санкт-Петербург
ИНСТИТУТ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ (ПУШКИНСКИЙ ДОМ) РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК
Санкт-Петербург, наб. Макарова, 4, 2-й этаж
Трансляция: https://vk.com/pushkinskijdom
Да, это Эдгар Уоллес, классик криминального триллера - и сочинитель множества романов, повестей и рассказов в самых разных жанрах. Уоллес писал и странные рассказы - весьма и весьма занимательные. Пока сборник weird fiction Уоллеса не вышел на русском - но в ожидании этого выкладываю один рассказ из "африканского цикла", почти неизвестного нам, но представляющего едва ли не высшее творческое достижение беллетриста.
БЕЙЛМАН устроился на
ночь поудобнее в свойственной ему манере: обошел палатку; проверил натянутые
веревки; осветил фонарем колючую проволоку, прочно воткнутую в землю; тщательно
осмотрел противомоскитную сетку на предмет признаков налетевшей мошкары; затем
обратил свое внимание на мальчиков. Они сидели на корточках вокруг своего
костра — словоохотливые и беззаботные.
- Прошлой ночью ваш
шум потревожил меня, - сказал он, проходя мимо них. - Сегодня ночью, когда
зазвучит ло-коли, ты будешь спать, и, если меня разбудят, я приду со своим
хлыстом, и тебе будет очень стыдно.
Он заговорил на
звучном языке народа бо-монго, и, несмотря на ужасные угрозы, по кругу пробежал
смешок. Сам Бейлман ухмылялся в темноту, спускаясь к реке, не то чтобы он начал
сомневаться, если понадобится проучить хлыстом непослушного слугу. Он был
слишком хорошо знаком с народом Конго, чтобы слишком переживать из-за
необходимости пользоваться палкой; но он ухмыльнулся, потому что двенадцать
месяцев в дикой местности сделали его наполовину дикарем, и он оценил иронию
страданий.
К берегу реки был
пришвартован маленький пароходик. Здесь образовалась крошечная бухта, и быстрое
течение реки сменялось более медленным; тем не менее, Бейлман осмотрел
береговые концы тросов, прежде чем пересечь узкую доску, ведущую на палубу
"Заира". Дрова были сложены на палубе, готовые к завтрашнему
путешествию. Инженер Н'Кема установил новый водомер, как он и приказал;
двигатели были почищены, и Бейлман одобрительно кивнул. Он легко перешагнул
через двух или трех спящих, свернувшихся калачиком на палубе, и выбрался на
берег.
- А теперь, пожалуй, я
пойду спать, - пробормотал он и посмотрел на часы. Было уже девять. Он постоял
мгновение на гребне крутого берега и посмотрел назад, за реку. Ночь выдалась
темная, но он видел очертания леса на другой стороне. Он увидел усыпанное
драгоценными камнями небо и бледное отражение звезд в воде. Затем он пошел в
свою палатку и неторопливо переоделся в пижаму. Он вытащил две таблетки из
крошечной бутылочки, проглотил их, запил стаканом воды и просунул голову в
отверстие палатки.
– Эй, сокани! -
крикнул он на местном наречии. – Пусть зазвучит ло-коли!
Он улёгся спать.
Он услышал шорох
движущихся людей, булькающий смех, когда его угроза прозвучала во второй раз, а
затем пронзительный стук палочек по туземному барабану — полому стволу дерева.
Барабан бил яростно — неистово, задыхаясь, время от времени переходя на более
глубокую ноту, когда музыкант, используя все свое искусство, посылал лагерю
сигнал о сне.
После одного особенно
дикого крещендо ло-коли умолк, и Бейлман со вздохом удовлетворения повернулся и
закрыл глаза... Он внезапно сел. Должно быть, задремал, но сейчас совершенно
проснулся.
Он прислушался, затем
выскользнул из постели, натягивая сапоги, чтобы защитить ноги от москитов. Он
шагнул в ночную тьму и обнаружил ожидающего его инженера Н'кему.
- Ты слышал, хозяин? -
спросил туземец.
– Я слышал, - сказал
Бейлман с озадаченным видом, - но мы и близко не подходим к деревне.
Он прислушался.
Из ночи донеслись
сотни шепчущих звуков, но над всем этим безошибочно угадывался слабый стук
ответного барабана. Белый человек в замешательстве нахмурился.
— Ближе Бонгинданги
нет ни одной деревни, - пробормотал он, - даже рыбацкой; леса пустынны...
Туземец
предостерегающе поднял палец и наклонил голову, прислушиваясь. Он читал сообщение,
отправленное барабаном. Бейлман ждал; он знал об удивительном свойстве этого
местного телеграфа, о том, как он рассылает новости через непроходимые дебри.
Он не мог этого понять, ни один европеец не смог бы; но Бейлман с уважением
относился к этой тайне.
– Здесь белый человек,
- прочитал туземец. - у него болезнь.
– Белый человек!
Брови Бейлмана
недоверчиво приподнялись в темноте.
– Он глупец, -
прочитал Н'Кема. - Он сидит в Лесу Счастливых Мыслей и не двигается с места.
Бейлман нетерпеливо
причмокнул губами.
– Ни один белый
человек не стал бы сидеть в Лесу Счастливых Мыслей, - сказал он самому себе, -
если только он не сумасшедший.
Но далекий барабан
монотонно повторял возмутительную новость. Действительно, здесь, в самом сердце
этого прекраснейшего оазиса во всей Африке, разбив лагерь в самом центре
Зеленой Тропы Смерти, был белый человек, больной белый человек... в Лесу
Счастливых Мыслей... больной белый человек....
И барабан бил все
громче и громче, пока Бейлман, разбудив своего человека из племени ло-коли, не
послал по реке ответ и не начал поспешно одеваться.
В лесу лежал очень
больной человек. Он сам выбрал место для лагеря. Это было на поляне, рядом с
небольшим ручьем, который вился между высокой порослью слоновой травы,
приближаясь к реке. Мейнуорд выбрал место как раз перед тем, как заболеть,
потому что здесь было красиво. Причина казалась совершенно неуместной, но
Мейнуорд был сентиментален, и его жизнь стала долгой историей выбора красивых
мест для стоянок, независимо от опасности. "Он страдал, - писала одна газета,
комментируя катастрофу, которая вынудила его скрыться от правосудия в диких
землях Африки, - от слишком тяжелого груза воображения". Мейнуорд
пострадал из-за неуместной самоуверенности; это была одна из причин, по которой
он решил задержаться в смертоносной полосе Итури, которую местные жители
неуклюже называют
"Землей-где-все-плохие-мысли-становятся-хорошими-мыслями", а
исследователи и смелые торговцы поэтически переименовали в "Лес счастливых
грез". Чрезмерная самоуверенность, как правило, губила Мейнуорда - чрезмерная
уверенность в способности его лошадей выигрывать скачки; чрезмерная уверенность
в собственной способности раздобыть деньги, чтобы скрыть просчеты — когда-то он
был директором банка графства Уэлшир, - чрезмерная уверенность в том, что он
сможет завоевать любовь женщины, которая, когда произошел крах, непонимающе
посмотрела на него и сказала: ей жаль, но она понятия не имела, что он
испытывал к ней такие чувства...
Теперь Мейнуорд
оторвал свою ноющую голову от подушки и громко выругался из-за шума. Он немного
выучил пиджин-инглиш – настолько, насколько может им овладеть человек за три
месяца пребывания между Сьерра-Леоне и Гранд-Бассамом.
– Почему они подняли
этот проклятый шум, а? – встревожился он. – Ты просто дурак, Абибу.
- Да, сеньор, -
спокойно согласился мальчик Кано.
– Прекратите, слышите?
Прекратите! — бушевал мужчина на смятой кровати. – Этот шум сводит меня с ума -
скажите им, чтобы убрали барабан.
Ло-коли прекратился
сам по себе, потому что слушатели в лагере больного услышали слабый ответ Бейлмана.
– Иди сюда, Абибу, я
хочу молока: открой свежую банку и скажи повару, что я ещё хочу супа.
Слуга оставил его
бормотать и ворочаться с боку на бок на скрипучей походной кровати. Мейнуорду
было о чем подумать. Странно, что все они требовали немедленного отклика;
странно, что они пихались локтями и дрались друг с другом в шумной борьбе за
его внимание. Конечно, было банкротство и недостача в банке — со стороны этого
инспектора было очень любезно дать ему время, чтобы убраться восвояси, — и
Этель, и лошади, и... и...
Долина счастливых
грез! Из этого получилась бы хорошая история, если бы Мейнуорд умел писать, но,
к сожалению, он не умел писать. Он мог подписывать бумаги, ставить своё имя,
указывая "Через три месяца после даты оплаты заказа", он мог подписываться
именами других людей... он застонал и поморщился от этой мысли.
Но здесь был лес, где
плохие мысли становились хорошими, и, видит бог, его разум был плохо устроен.
Он хотел покоя, сна и счастья — он очень хотел счастья. Теперь предположим, что
Фейри-лейн выиграла в Уокингеме? Конечно, этого не произошло (он снова
поморщился от неприятного воспоминания), но предположим, что это случилось?
Предположим, он мог бы найти друга, который одолжил бы ему 16 000 фунтов
стерлингов, или даже если бы Этель...
– Хозяин, - послышался
голос Абибу, - там чап-чап, его идти.
- Э-э… что такое?
Мейнуорд почти свирепо
повернулся к собеседнику.
– Чап-чап… слышите?
Но больной не слышал
стука кормового колеса "Заира", когда маленькая лодка преодолевала
стремительный поток реки; он был удивлен, увидев, что уже рассвело, и неохотно
признался себе, что проспал. Он снова закрыл глаза, и ему приснился странный
сон. Главным действующим лицом был высокий, загорелый, гладко выбритый мужчина
в белом шлеме, одетый в грязно-желтое пальто поверх пижамы.
– Как ты себя
чувствуешь? - сказал незнакомец.
- Отвратительно, -
проворчал Мейнуорд, - особенно из-за Этель; тебе не кажется, что с ее стороны
было довольно низко заставить меня поверить, что я ей ужасно нравлюсь, а потом
в последнюю минуту бросить меня?
- Шокинг, - серьезно
сказал странный белый человек. - Но сейчас выбрось ее из головы: она не стоит
того, чтобы о ней беспокоиться, что ты на это скажешь?
Он зажал маленький
зеленоватый шарик между указательным и большим пальцами, и Мейнуорд негромко
рассмеялся.
- О, черт возьми! - Он
слабо усмехнулся. - Ты один из тех ребят из "Леса счастливых грез".
Что это? любовный эликсир? – От этой мысли у него начался приступ истерического смеха.
Бейлман кивнул.
- Любовь или жизнь,
все едино, - сказал он, но, по-видимому, его это не позабавило. – Проглоти это.
Мейнуорд хихикнул и
подчинился.
– А теперь, — сказал
незнакомец — это было шесть часов спустя, - лучшее, что ты можешь сделать, -
это позволить моим ребятам посадить тебя на мой пароход и отвезти вниз по реке.
Мейнуорд покачал
головой. Он проснулся раздраженным и ужасно слабым.
– Мой дорогой друг,
это ужасно любезно с твоей стороны, что ты пришёл... Кстати, я полагаю, ты
врач?
Бейлман покачал
головой.
- Напротив, я
журналист, - легкомысленно сказал он. - Я Бейлман, специальный корреспондент
"Мегафона". Я занимался зверствами в течение года — ты знаешь, теми,
что связаны с Конго, — но что ты говорил…
– Я хочу остаться
здесь — здесь дьявольски красиво.
- Дьявольски — именно
то слово, которое мне следовало бы использовать. Мой дорогой друг, это очаг
чумы в Конго; это обиталище всех смертоносных мух и жуков в земле Конго.
Он махнул рукой в
сторону великолепной панорамы свежих зеленых полян, великолепных лиан, которые
свисали гирляндами с дерева на дерево.
- Посмотри на траву, —
сказал он. — Трава совсем как дома - в этом ее прелесть; я сам чуть не разбил
здесь лагерь - пойдем, мой друг, позволь мне отвести тебя в мой лагерь.
Мейнуорд упрямо
покачал головой.
- Я очень признателен,
но я останусь здесь на день или около того. Я хочу испытать сверхъестественные
прелести этого приятного места, - сказал он с легкой улыбкой. – У меня так
много мыслей о том, что нужно исправить.
- Послушайте, - грубо
сказал Бейлман, - вы прекрасно знаете, как этот лес получил свое название; его
называют "Лес счастливых грез", потому что он пропитан лихорадкой и
всеми болезнями, от бери-бери до сонной болезни. Ты не просыпаешься от снов,
которые тебе снятся здесь. Парень, я знаю эти края, а ты здесь новичок; ты
приехал сюда, потому что хотел уйти от жизни и начать все сначала.
- Прошу прощения… –
Лицо Мейнуорда вспыхнуло, и он заговорил немного натянуто.
– О, я все о тебе знаю
— разве я не говорил тебе, что я журналист? Я был в Англии, когда у тебя все
пошло наперекосяк, а остальное я прочитал в газетах, которые получаю время от
времени. Но все это не имеет ко мне никакого отношения. Я здесь, чтобы помочь
тебе начать сначала. Если бы ты хотел покончить с собой, зачем приезжать для
этого в Африку? Будь благоразумен и смени место стоянки; я пришлю свою лодку
обратно за твоими людьми — поедешь?
- Нет, - угрюмо
ответил Мейнуорд. – Я не хочу… мне не хочется; кроме того, я не в состоянии путешествовать.
На этот аргумент
Бейлман не смог ответить. Он и сам был не слишком уверен в своих словах и поколебался,
прежде чем заговорить снова.
- Очень хорошо, -
сказал он наконец, - предположим, ты останешься еще на день, чтобы был шанс
взять себя в руки. Я приду завтра с первоклассным инвалидным креслом для тебя -
спорим?
Мейнуорд протянул
дрожащую руку, и тень улыбки появилась в уголках его глаз.
- Это пари, - сказал
он.
Он наблюдал, как
журналист ходит по лагерю, разговаривая на незнакомом языке то с одним человеком,
то с другим. «Необычный, властный человек», - подумал Мейнуорд. Справился бы он
с Этель? Он с любопытством наблюдал за незнакомцем и заметил, как его
собственные ленивые черти-носильщики прислушивались к его словам...
- Спокойной ночи, -
произнес голос Бейлмена, и Мейнуорд поднял глаза. - Ты должен принять еще одну
таблетку, и завтра будешь здоров, как бык. Я должен вернуться в свой лагерь
сегодня вечером, иначе утром обнаружу, что половина моих припасов украдена; но,
может, ты предпочитаешь, чтобы я остался?
- Нет, нет, - поспешно
ответил Мейнуорд. Он хотел остаться в одиночестве. Ему нужно уладить с самим
собой множество вопросов. Например, был вопрос об Этель.
– Ты не забудешь
принять таблетку?
- Нет. Послушай, я
ужасно благодарен тебе за то, что ты пришёл. Ты оказался добрым белым парнем.
Бейлман улыбнулся.
– Не говори глупостей,
- добродушно сказал он. – Это все братская любовь. Белый тянется к белому, и
родственник к родственнику, разве ты не знаешь? Мы здесь совсем одни, и на
пятьсот миль нет ни одного человека нашего цвета кожи. Спокойной ночи, и,
пожалуйста, прими таблетку…
Мейнуорд лежал,
прислушиваясь к шуму отходящего катера. Ему показалось, что он услышал тихий
звон колокольчика. Это, должно быть, двигатели… Затем он услышал стук штурвала
- так пароход получил свое название.
Пришёл Абибу с
молоком.
– Вы примете
лекарство, хозяин? - спросил он.
- Приму, - пробормотал
Мейнуорд, но зеленая таблетка лежала у него под подушкой.
Затем им начало
овладевать странное ощущение удовлетворенности. Он не анализировал это ощущение
и не пытался добраться до источника. Для одного дня у него было уже достаточно
упражнений по самоанализу. Осознание того, что он счастлив, стало приятным
потрясением.
Мейнуорд открыл глаза
и огляделся. Его кровать была поставлена под открытым небом, и он раздвинул
сетчатые занавески, чтобы лучше видеть.
Маленький человечек
быстро шел к нему по бархатной полоске травы, тянувшейся вдоль края поляны, и
Мейнворд присвистнул.
- Атти, - выдохнул он.
- Клянусь всем, что в мире дивно!
Это действительно был
Атти: тот же сморщенный Атти, что и раньше, но уже без прежнего вытянутого
лица, к которому привык Мейнворд. Маленький человечек был в белых бриджах для
верховой езды, его миниатюрные ботфорты были забрызганы грязью, а на малиновом
шелковом жакете виднелись следы тяжелой скачки. Он резко коснулся кнутом своей
фуражки и поправил гоночное седло, которое нес в другой руке.
– Эй, Атти, - сказал
Мейнуорд с улыбкой, - что, черт возьми, ты здесь делаешь?
– Это короткий путь в
комнату жокеев, сэр, - сказал маленький человечек. - Я только что все взвесил.
Я думал, что Фейри это сделает, сэр, и она сделала.
Мейнуорд серьёзно
кивнул.
– Я тоже знал, что она
справится, - сказал он. - Она тебя легко довезла?
Жокей снова
ухмыльнулся.
– Никогда с ней такого
не бывало, - сказал он, - но бежала достаточно храбро. После того, как обошла
Дип, но я показал ей хлыст, и она встала прямо, как жребий. Я думал, что
однажды Сталк нас побьет — меня поприжали, но я сумел обвести Сталка вокруг
пальца, и у нас никогда не было трудностей. Я мог бы выиграть с разницей в десять
корпусов, - сказал Атти.
– Ты мог бы выиграть с
разницей в десять корпусов, - удивленно повторил Мейнуорд. - Что ж, ты оказал
мне хорошую услугу, Атти. Эта победа вытащит меня из одной из самых больших ям,
в которые когда—либо попадал безрассудный человек - я не забуду тебя, Атти.
- Я уверен, что вы
этого не сделаете, сэр, - с благодарностью сказал маленький жокей. - А теперь
извините меня, сэр.
Мэйнуорд кивнул и
наблюдал за тем, как он быстро пробирается сквозь деревья.
Теперь на поляне
появилось несколько фигур, и Мейнворд с сожалением посмотрел на свой перепачканный
костюм.
– Каким же я был
ослом, что пришел вот так, - пробормотал он в раздражении. – Я мог бы догадаться,
что мне предстоит встретиться со всеми этими людьми.
Был один человек,
которого он не хотел видеть; и как только он заметил Венна с его застенчивым
взглядом и большим носом, Мейнуорд попытался снова ускользнуть и спрятаться. Но
Венн увидел его и, покачиваясь, выбежал из-за деревьев, протягивая свою большую
дряблую руку, а его тусклые глаза сверкали:
– Привет, привет! –
ухмыльнулся он. – Искал тебя.
Мейнуорд пробормотал
что-то невнятное в ответ.
- Странное место, где
я тебя нашел, а? Венн снял свою блестящую шляпу и вытер лоб роскошным шелковым
носовым платком.
- Но послушай-ка,
старина, насчет этих денег…
- Не волнуйся, мой
дорогой, - легко прервал его Мейнуорд. – Я могу заплатить тебе прямо сейчас.
- Я не это имел в
виду, - порывисто возразил собеседник. - Несколькими сотнями больше или меньше
– это не в счет. Но ты хотел сумму покрупнее…
— И ты сказал мне, что
увидишься со мной...
– Я знаю, я знаю, -
поспешно вставил Венн. – Но это случилось до того, как кафры начали возню.
Старина, ты можешь всё получить!
Он произнес это с
гротескным акцентом, стоя, широко расставив ноги, сдвинув шляпу на затылок и
театрально раскинув пухлые руки, и Мейнуорд откровенно рассмеялся.
- Шестнадцать тысяч? –
спросил он.
- Или двадцать, -
внушительно сказал другой. — Я хочу показать тебе...
Кто-то окликнул его,
и, поспешно извинившись, он, спотыкаясь, пошел вверх по зеленому склону, останавливаясь
и оборачиваясь, чтобы устроить небольшое немое представление, демонстрирующее
его уверенность в Мейнуорде и готовность услужить.
Мэйнворд смеялся
низким, булькающим смехом, выражавшим чистейшее удовольствие. Надо же, Венн!
Венн со своими проклятыми вопросами и разговорами о ценных бумагах. Ну что ж!
что ж! Затем веселье исчезло без следа, и он снова вздрогнул, и сердце забилось
все быстрее и быстрее, и странная слабость охватила его.
Как великолепно она
выглядела!
Она шла по поляне –
белая, стройная фигурка: он слышал шорох ее юбки, когда она шла по высокой
траве... белой, с зеленым поясом, покрытой тусклой золотой вышивкой. Он жадно
разглядывал каждую деталь — золотые украшения, свисавшие с ее пояса, кружевной
воротник на шее...
Она не спешила к нему:
это было не в ее правилах.
Но в ее глазах
постепенно появлялась нежность — в этих дорогих глазах, которые застенчиво опускались
перед его взглядом.
- Этель! - прошептал
он и осмелился взять ее за руку.
- Разве ты не удивлен?
– спросила она.
- Этель! Здесь!
– Я... я должна была
прийти.
Она не смотрела на
него, но он увидел румянец на ее щеках и с безумной надеждой прислушался к
дрожащему голосу.
- Я поступила так
плохо, дорогой, очень плохо.
Она опустила голову.
– Милая! дорогая! -
пробормотал он и ощупью, как слепой, направился к ней.
Она была в его
объятиях, прижималась к его груди, и ее волшебный запах окутывал его.
- Я должна была прийти
к тебе... - Ее горячая щека прижалась к его щеке. – Я так люблю тебя.
— Я... любишь меня? Ты
это серьезно? – Он дрожал от счастья, и его голос сорвался: –Дорогая.
Ее лицо приближалось к
нему, ее губы оказались так близко; он чувствовал, как ее сердце бьется так же
неистово, как и его собственное. Он целовал ее — ее губы, ее глаза, ее
драгоценные волосы...
Человек спрыгнул на
берег как раз на восходе солнца и нерешительно пробрался сквозь подлесок к
лагерю. Абибу, сидевший на корточках у занавешенной кровати, не поднялся.
Бейлман подошел к кровати, отодвинул москитную сетку и склонился над лежащим
там мужчиной.
Затем он снова
задернул занавески, медленно раскурил трубку и посмотрел сверху вниз на Абибу.
- Когда он умер? -
спросил он.
- В темноте утра,
господин, - сказал туземец.
Бейлман медленно
кивнул.
- Почему не послали за
мной?
В первое мгновение
сидевший на корточках человек ничего не ответил, затем поднялся и потянулся.
- Повелитель, — сказал
он, говоря на суахили — это язык, который позволяет выразить разные тонкости, -
белый человек был счастлив; он гулял в Лесу Счастливых мыслей: почему я должен
звать его обратно в страну, где не было ни солнечного света, ни счастья, а
только ночь и боль от болезни?
- Ты философ, -
раздраженно сказал Бейлман.
– Я следую велению
Пророка, - сказал Абибу, мальчик из Кано, - и все совершается согласно божественной
мудрости.
THE FOREST OF HAPPY THOUGHTS
First published in The Pall Mall Magazine, Nov 1909
Rewritten as "The Forest of Happy Dreams" for Sanders of the River, 1911
