Дональд Уондри. Человек, которого не было

Блистательный визионерский рассказ "наследника Лавкрафта" в переводе Эдуарда Бекетова

Человек, которого не было

Я не раз обсуждал с Николасом вопросы метафизики и онтологии, но до сегодняшнего вечера, который я провел в серой комнате, у него дома, я и представить себе не мог, каких глубин и далей достиг его разум в сферах времени, пространства, материи и мышления.

Николас фон Алленстин — странный человек, о национальности и прошлой жизни которого я ничего не знал. Я впервые встретился с ним, когда он был назначен на должность преподавателя философии в университете Минневаска. Николас был человеком исключительной наружности, начиная с длинных, как у пророка, волос, орлиного носа и необычного цвета глаз и заканчивая длинными узловатыми пальцами и тем чувством гордости, с которым он держал себя на людях. Он говорил на многих языках. Раньше он также проводил всесторонние исследования в области естественных наук. К этому добавлялись творческие, основанные на интуиции способности, которые позволяли ему проникать в более абстрактные сферы. Выходя за рамки общей теории относительности, он проводил вычисления и выводил свои собственные теоремы, постичь смысл которых, я уверен, кроме него, не мог никто.

Серая комната была его прибежищем и храмом. Стены покрывали обои пепельно-серого цвета, и одна лишь убогая соломенная постель, похожая на похоронные дроги, выделялась на фоне атмосферы аскетизма, царящей внутри. Напротив этого низкого ложа, напоминавшего алтарь, располагалась ниша в форме щита, в которой стояла небольшая статуя моаи, завораживающий взгляд которой был устремлен в бесконечность. Мне полюбилась эта комната за то умиротворение, которое она приносила, и я был рад появившемуся сегодня вечером шансу снова насладиться этим чувством.

Когда я вошел, Николас лежал на соломенной кровати. Он не потрудился встать. Я уже было подумал, что Николас спит, лежа в тени, однако он мечтательно приоткрыл глаза. В воздухе витал крайне необычный аромат. О его свойствах или назначении я мог лишь догадываться.

В следующий миг я оказался у его постели.

— Вам нездоровится?

Взглядом он проводил меня к креслу, единственному креслу, которое я видел в серой комнате. Я сел рядом с ним.

— Нет, Пол; но мой эксперимент уже начался. Я рад, что вы пришли вовремя. Вы принесли записные книжки?

— Да. Диктуйте мне все, что пожелаете.

— Позже. Буду краток. Это эксперимент в области ментального монизма, по сути, путешествие в пространственно-временном континууме, который формирует единство материи.

Я посмотрел на Николаса, и, несмотря на все предыдущие с ним беседы, ничего не понял его слов. Он был облачен в серую мантию, что делало его еще более похожим на пророка, на мистика. Его глаза горели в глазницах, словно угольки в золе затухающего костра. Мое недоумение, должно быть, отразилось на лице.

Николас взглянул на меня с раздражением.

— Помните, в прошлый понедельник мы с вами обсуждали ментальный монизм, теорию, согласно которой вся материя и жизнь сокрыты в представлении одного разума, а Вселенная со всеми ее творениями, с ее прошлым, настоящим и будущим — лишь его части.

— Помню.

— Ничто не уходит бесследно. Тела умерших преобразуются в другую материю, а дыхание жизни населяет каждое новорожденное дитя и каждый росток. Существует непрерывная последовательность событий, согласно которой, в этот год и в этот час, мы достигли особенного момента.

— Да?

— Мы воскрешаем в памяти все, что мы узнали о прошлом, и это знание живет вечно в умах людей. Но автор Книги Откровения заглянул в будущее и предвидел некоторые события нашей эпохи. И в нашу эпоху есть те, кто способен видеть будущее и предсказывать грядущие события.

— Да?

— Кто может сказать, что все это не проявления одного разума, цельного единства, по отношению к которому все прочее является лишь частью? Возможно, этот разум, в котором содержится все время, все пространство, вся материя, вся жизнь и все мысли, мог вызвать у одной из выдающихся личностей библейских времен видения о том, каким стал наш мир. Вероятно, что он же и сейчас вызывает видения будущего у умнейших людей. И библейский пророк, и ученый нашего времени могут существовать в своих эпохах и играть свои роли, и в то же время быть частью целого, бесконечности, которая заключена в этом разуме. Если бы мы смогли развить наши ментальные способности в достаточной мере, то получили бы возможность за несколько мгновений постичь высший смысл бытия.

Мне было трудно поспевать за ходом мыслей Николаса. Его низкий голос, звучавший непрерывно и монотонно, начал ослабевать.

— Любой человеческий интеллект, постигший сегодня значение всякой частицы Земли, смог бы полностью предсказать ход любого грядущего исторического события, а также воссоздать картину прошлого. И прошлое позади нас, и будущее впереди нас расширяются из точки фокуса, в которой мы находимся прямо сейчас. Я близок к этому всеобъемлющему разуму, Пол. Всю свою жизнь я посвятил его изучению. Все это время я готовился к тому, чтобы верно истолковать его части и раскрыть его замысел. Мне кажется, что сегодня вечером мне удастся впервые достичь успеха, и я хочу, чтобы вы присутствовали в качестве свидетеля и записывали каждое мое слово.

— Каждое ваше слово?

Голос Николаса продолжал ослабевать, и я склонился над ним, чтобы лучше улавливать его слова.

— Я иду по следам этого разума, проникая в те части, которые формируют то прошлое, каким мы его знаем. Мой собственный разум отделится, в известном смысле, от моего тела, путешествуя сквозь эпохи и приближаясь к монистическому единству. Но мое сознание не будет полностью отделено от него. Другими словами, сознательная часть моего разума будет вести поиски далеко отсюда, но останется связанной с физической частью моего мозга, которая будет здесь. Думаю, мой мозг механически воспроизведёт речь. Я надеюсь на это. Я хочу, чтобы вы записывали все, что бы я ни сказал. Вы понимаете меня?

— Не совсем, — искренне ответил я. На меня обрушилась невероятная сонливость.

— Это не важно. Все, что от вас требуется, так это вести записи. Вы сделаете это для меня? И не будете вмешиваться?

— Да.

Я потянулся за тетрадями и карандашом.

Его голос был едва слышен. Глаза оставались закрытыми.

— Я знал, что на вас можно положиться. Четыре измерения пространственно-временного континуума... прошлое является определенной и завершенной частью целого... проще отследить... я отправляюсь назад... во времени... и пространстве...

Его речь прервалась. Голос затих. При других обстоятельствах я мог бы поклясться, что Николас умер. Он лежал, сложив руки на груди, словно перед погребением, и я не мог заметить никаких признаков того, что он дышит. Его таинственные глаза были скрыты за сомкнутыми веками. Меня окружала странная тишина. В серых тенях комнаты я словно чувствовал себя ангелом-хранителем, склонившимся над постелью усопшего. Зловещий слабый свет просачивался из окна и падал на Николаса. Увядающий аромат, стоявший в воздухе, по-прежнему вызывал у меня ощущение, будто бы я был во сне. Пауза затянулась, и я, очутившись в сером мире по ту сторону жизни, ждал, подобно человеку, освободившемуся от оков всего земного.

И зазвучал голос. Я мог поклясться, что это не был голос Николаса, ибо его губы оставались сомкнутыми. Голос звучал ясно, но мягко, и отдавался эхом, будто доносился из далеких веков и эпох; голос, способный вызывать волнение, интерес, благоговейный страх; голос, достойный восхищения; голос, звенящий наяву и все же отделенный от меня стеной, преграждающей мне путь. Голос... это был голос человека, который спал и видел сон, осознавая при этом реальность своего сна.

— Повсюду разрываются снаряды, и люди гибнут тысячами в брызгах крови и языках пламени, — пробормотал чужой голос, — Весь мир в состоянии войны. Теперь же война еще не началась, но о ней уже стали распространяться слухи. На Уолл-стрит паника. В Китае поднялось восстание. Человек пытается поднять машину в воздух — и она отрывается от земли. Убит президент США. Началась гражданская война, и брат идет на брата.

Голос продолжал — или мне стоит сказать «возвращался назад»? Это была история в обратном порядке, и я, ошеломленный, внимательно слушал и почти что машинально записывал ее. Мировая война, Паника 1907 года, полет братьев Райт – все эти события совершались заново. Темп голоса увеличился, и время стало ускользать еще быстрее, проносясь по Викторианской, Георгианской, Елизаветинской эпохам и Итальянскому Возрождению. Стоит ли мне излагать в словах бесчисленные детали, перечисленные этим голосом — детали, которые я раннее никогда не встречал в исторических трудах? Я мог бы написать десятки томов. Тем самым я бы внес немалый вклад в изучение той истории, какую мы знаем, но в качестве авторитетного источника я мог сослаться лишь на то, что мне поведал этот голос.

— Поселение в западном полушарии. Эдвард Ардерик сражается с волками на берегу полуострова Лабрадор. Лейф Эрикссон с викингами, облаченными в кольчугу, плывет по направлению к нему. Они пересекают неизвестное море. Они в Норвегии и готовятся к отплытию.

Таким образом, события истории были изложены с конца, словно в фильме, показанном в обратном порядке; кадр сменялся кадром, выводя на экране все более ранние эпохи.

— Неизвестный материк в Тихом океане. Мауратиане возводят статуи на островах Пасхи, Ранопон, Алаку, а также на тысячах других. Король Оале восходит на престол. Отец короля Оале убит. На острове Алаку назревает восстание. Остров Алаку показался из волн. Море отступает от Мауратии, и поселенцы из Азии ликуют, оказавшись на плодородной земле, появившейся из воды. Море кипит. Мауратия пока еще не показалась из воды.

Я с трудом поспевал за голосом, повествование которого было обращено в прошлое. Человечество настолько привыкло к тому, что нужно мыслить в рамках исторической последовательности, что зачастую я оказывался в полном недоумении, но все же продолжал делать записи – даже тогда, когда очередное утверждение ускользало от моего понимания.

— Гелиогабал убит. Тысяча гóтов сражаются с тысячью зверей в Колизее. Толпа хлынула на улицы Рима. Преторы и консулы возглавляют шествие, направляясь к Гелиогабалу, наслаждающемуся своим последним пиром. Цветочницы танцуют впереди. Сотни тысяч граждан Рима выстроились в ряд. В Мексике совершено жертвоприношение.

— Извержение вулканов стихает. В ужасе перед лицом гибели, люди бросают девственницу в реку лавы. Жрецы приносят в город Лотай-Мемсис весть о том, что из Восточного моря на берег выбросило чернокожего пленника.

Так продолжалось течение странного, регрессирующего повествования, истории, обращенной вспять. Поначалу мне было трудно поспевать за рассказом, но теперь мой разум приспособился к обратному ходу событий.

— Я нахожусь далеко от вас, Пол. Вы не существуете. Вы не будете существовать еще десять тысяч лет, разве что в форме окончательной реальности и в представлении вселенского разума о настоящем. Вы являетесь частью незаконченного единства. Надеюсь, вы меня слышите; я знаю, что через десять тысяч лет вы появитесь на свет и будете жить в ожидании моего пришествия.

Услышав эти слова, я почти подпрыгнул от неожиданности. Доносящиеся из глубин веков и за многие мили отсюда, и все же звучащие рядом из уст человека, которого я знал, эти слова вызывали у меня сильное замешательство, выразить которое я не мог.

— Я зашел достаточно далеко, Пол. Я очень устал. Я уже пережил сотни веков от их конца до их начала. Я вернусь обратно по своим следам сквозь владения великого разума и направлюсь к вам.

Наступила долгая, долгая пауза; сколько она продлилась — я не знаю. Затаив дыхание, я склонился над мраморной фигурой и наблюдал за сомкнутыми веками и неподвижными губами в надежде, что Николас шевельнется, откроет глаза и узнает меня. Этого не произошло. Быть может, все это время я не сводил глаз с мертвеца. И тут вновь зазвучал голос, и боже, каким странным был этот шепот!

— Я не могу вернуться к вам, Пол!

В этих словах чувствовался страх спящего, которому явился кошмар.

— Вселенский разум поглотил меня и заставляет меня продолжить путешествие. Я не первый, кому удалось раскрыть этот секрет, но, как и все мои предшественники, я вынужден подчиниться единому и отправиться еще дальше во времени и пространстве. Я боюсь конца, но я не могу повернуть вспять!

Снова наступила тишина; уже была ночь, и серая комната погрузилась во мрак, а я едва мог различить в темноте фигуру моего друга. Голос зазвучал вновь, и в его повествовании о давно минувших днях стала слышна нота отчаяния.

— Ледник отступает к северу Европы, и большие группы волосатых людей возвращаются обратно с юга. Теперь они странствуют по направлению к востоку, направляясь в плодородную равнину в Азии. Они строят хижины. Мамонты и саблезубые тигры нападают на них. Ванг из племени Лу погибает в схватке с диким зверем, защищая свою возлюбленную. Ванг преодолевает Алайский горный хребет. Теперь родители Ванга решают, принести ли свое дитя в жертву богу Бад-ра или оставить его в племени.

— Пол, я не могу остановиться. Я бросил вызов всемогущему разуму, и теперь мне нет дороги назад. Вы слышите меня? Пока могу, я буду рассказывать вам все, что вижу. Все происходит в считанные мгновения. Я могу поведать вам лишь о самых главных событиях. Быстрее, чем я говорю, поток человеческих жизней и событий струится вспять, обнаруживая на своем пути завершенные фрагменты разума. Я борюсь с ним, но мне не одержать над ним победы. Я лишь фрагмент, в то время как он является единым целым.

Смирение Николаса преодолело вечность, прежде чем достигло меня. Я мог явно ощутить напряженную борьбу с этой неподвластной ему силой.

— Я не вижу людей, — продолжал Николас. — Есть косматые существа, бродящие по Азии, Африке и Европе. Неизвестный материк погружается в Атлантический океан. Атлантический океан еще не появился. Я не узнаю некоторых животных. У одного из них огромные зубы и когти, а тело его тонкое, как у змеи. И деревья растут странным образом. Они похожи на папоротники. Животные увеличиваются в размерах. Косматые обезьяны сливаются с прочими зверями. Центральная Америка погружается в огромное море. Гренландия смещается ближе к Англии. Я пытаюсь вернуться, Пол. Я хочу двигаться вперед, я хочу вернуться к данной мне жизни, но я не могу, не могу! Разум более могущественный, чем мой, заставляет меня двигаться назад.

Голос Николаса звучал словно плач. Я схватился обеими руками за подлокотники кресла. От накала атмосферы мне стало дурно.

Голос продолжил:

— Моря стали теплее. Огромные звери скитаются по земле в лесах, которые я не могу описать. Высокие конусообразные деревья. Гигантские грибы. Мох, папоротники и наполненные слизью озера. Бронтозавр вступает в схватку с другим динозавром. Южная Америка и Африка расположены друг от друга лишь на расстоянии вытянутой руки. Солнце пылает сильнее и ярче. Я больше не вижу обезьян. Повсюду вулканы, извергающие столпы пепла и пламени.

— Здесь такие огромные мотыльки! И птеродактили! Есть существо, которое я никогда не смогу увидеть в музеях моего будущего. Оно смутно напоминает диплодока, но меньше по размеру и имеет крылья. Оно планирует на трицератопса. Теперь оно вернулось в гнездо на утесе горы Олфар. От морей начинает подниматься пар. Растительность на поверхности сокращается. Конусообразные деревья исчезли, как и папоротники, как и позвоночные. Папоротники теперь появляются на берегах континента, на месте которого впоследствии будет находиться Атлантический океан.

Я проживал век за веком и был свидетелем всех эпох в том порядке, в котором они раскрывались перед Николасом, и я глубоко убежден, что он на самом деле видел их. Геологические, исторические и прочие познания, которые я приобрел за свою жизнь, никогда не сравнятся с теми сведениями, которыми пророческий голос поделился со мной в час апокалипсиса.

— Солнце стало горячее, чем я когда-либо мог вообразить, Пол. Оно раскалено. Его яркое пламя освещает мягкую буйную растительность, которой представлена первоначальная жизнь на поверхности. Солнце накалилось почти добела. От поверхности Земли идет пар, а моря… они кипят. Я изнурен. Я все еще борюсь с вселенским разумом. Его воля сильнее моей. Думаю, боги наказывают меня за то, что я посмел раскрыть их секреты. Неважно. Самая захватывающая жизнь не сравнится с тем, что я вижу сейчас. Лишайники, мхи и красные слизни отступают обратно в море.

— Где-то вдалеке растет число вулканов, и они извергают столпы пламени, достигающие небес. В сгустившемся от влаги воздухе стоит терпкий запах разложения. Континенты покрыты слизью. Существуют лишь морские водоросли и мох. Мотыльки, птицы и звери еще не появились на свет. Моря становятся горячее. Даже многоножковые папоротники и головоногие моллюски исчезают с лица Земли. Осталась одни инфузории. Весь Американский континент постепенно погружается под воду. Наконец и вся Европа, Азия и земля Му, расположенная посреди Тихого океана, скрываются в морской пучине. Суши нигде не видно. Море кипит. Микроскопические живые организмы и инфузории стремительно исчезают.

— Температура моря, охватывающего поверхность всего земного шара, теперь настолько высока, что оно стало непригодным для жизни. Оно пузырится и кипит, и Землю окутывает густое облако тумана. Пар без конца кружится в страшном вихре. Сильные ливни сменяются обильным испарением жидкости. Океан вздымается и содрогается. Его поверхность покрыта толстым слоем грязи. Раскаленное добела Солнце продолжает нагреваться и приближаться к Земле. Температура достигает ужасающе высокого уровня. Атмосфера Земли настолько плотна, что ночью не видно звезд. Луна представляется необъятной и едва различимой небесной сферой. Днем есть лишь кипящие моря и поднимающийся с их поверхности пар. И ни одно существо не обитает в этих морях.

— Луна приближается к Земле! День за днем, ночь за ночью она стремительно движется по направлению к нашей планете. Она больше Солнца, больше, чем тысячи солнц, и становится все ближе. Громадные волны возносятся над морем. По всему миру поднимается ужасный шторм. Повсюду на Земле раздаются адские звуки и происходят чудовищные события. Луна вот-вот врежется в Землю! Столкновение произошло! Со звуком, подобным взрыву миров, Луна воссоединилась с Землей, от которой она впоследствии отделится. Моря испаряются, и в красно-сером сиянии рождения Земля и Луна переплавились в один накаленный шар, который даст начало им обеим.

— Я никогда не видел такого яркого пламени. Суша, море и небо пылают, сливаясь в едином ослепительном сиянии. Земли, какой мы ее знаем, больше нет. Ее твердые части расплавились. На месте, где появится Земля, сейчас находится раскаленный добела шар, состоящий из языков пламени и огненных морей. Жидкости превращаются в газ. Земля похожа на то, чем станет Солнце.

— Пол, Солнце мчится по направлению к Земле!

       

        Голос сменился трагическим шепотом. Едва услышав его, я был покорен неведомой силой. Острие моего карандаша сломалось, и на лбу у меня от напряжения выступили капельки пота.

— Солнце и Земля движутся навстречу друг другу. Земля представляет собой шар, покрытый паром. Ее температуру не измерить ни одним прибором. Лишь тысяча миль отделяют Землю от Солнца. Они сближаются. Земля и Солнце сталкиваются. Языки пламени вспыхивают и разлетаются в стороны, подобно кометам.

— Теперь орбиты вращающихся планет сокращаются, и они начинают сближаться. Они все больше, все ярче, все ближе. Должно быть, каждый шаг времени, возвращающегося к началу, равняется миллиону лет. Марс мчится по направлению к Солнцу! И вновь при столкновении вспыхивает гигантское пламя. Одна за другой, планеты несутся в разверзнувшийся в центре ад. Юпитер, Сатурн, Нептун, и наконец Плутон… взрыв! Солнечная система еще не зародилась. Звезда, не имеющая отчетливых границ, сверкающая ослепительным светом и объятая страшным огнем, вращается в полном одиночестве.

— Но небеса движутся повсюду. Я не могу передать словами ни черноты космоса, ни искрящегося сияния звезд и созвездий. Небо постепенно светлеет. Время на своем пути назад стремительно преодолевает один миллион лет за другим. Все галактические миры находятся в движении. Это космический парад. Сферы сближаются друг с другом. Млечный Путь сужается. Вдали, рядом со звездой Антарес, виднеется еще одна звезда. Происходит взрыв. Новая звезда, озаренная сиянием, достигает по своим размерам восьмой части Луны. Приближается еще одна звезда, и еще одна. И вот, друг за другом, они сталкиваются со звездой Антарес.

— Звезда Антарес разрастается в объеме до невероятных размеров и светит ярче, чем в будущем станет светить Солнце. Кажется, что я парю в космосе, не в силах сдвинуться с места. У меня возникло странное чувство. Я ощущал, что приближаюсь к некоему невидимому наблюдателю, который следит за процессом сотворения Вселенной, или скорее за процессом ее разрушения; однако эти разрозненные во времени события являются сосуществующими фрагментами мироздания, составляющими полную картину, на которой изображено единство всего сущего от начала до конца.

— Теперь столкновение звезд происходит все быстрее и быстрее: взрыв, солнце в центре вспыхивает еще ярче, и снова взрыв, и пламя разгорается еще сильнее. Скопление вокруг звезды Антарес — это магнит, притягивающий далекие солнца, разбросанные по Млечному Пути, словно железные напильники.

— Там, где зародится галактика, находится лишь огромное и газообразное белое облако, пылающее огнем. Далеко в космосе я вижу еще больше этих гигантских пятен, их целые полчища. Они тоже находятся в движении. Их притягивает сюда из самых отдаленных областей космоса. Они направляются к звезде Антарес. Ближайшая сталкивается с ней. Яркая вспышка вселяет в меня ужас. Я едва осмеливаюсь взглянуть на нее. Самый ослепительный свет Солнца меркнет по сравнению с этим сиянием.

— Мне страшно, Пол. Столкновение еще не зародившихся миров по сравнению с этим будет лишь эффектным зрелищем, полным пустого блеска. Вот что по-настоящему достойно восторга: наблюдать за тем, как массы, каждая из которых впоследствии даст жизнь миллионам звезд во всех галактиках Вселенной, сливаются в непрестанно разрастающемся ослепительном великолепии, — вот зрелище, свидетелями которого дозволено стать лишь богам. Тысяча за миллионом, стремительнее, чем я говорю, туманности сталкиваются и соединяются с центральным ядром.

— Теперь же существует лишь ядро и первая туманность. Эта туманность возвращается к первопричине всего сущего. Вселенной нет. Космос является черной и безмерной бездной, окружающей единое ядро, состоящее из газа, пламени и материи.

— Но и оно подвергается изменениям. Ядро стремительно распространяется. Оно тускнеет. Вот-вот произойдет что-то ужасное. Исходное ядро продолжает распространяться в космосе. Оно растекается во всех направлениях, подобно вселенской буре. Его пламя меркнет, словно огарок свечи. Оно еще не стало ни ослепительным, ни даже накаленным добела. Рассеивание завершилось. Все вокруг стало серым и мрачным, и космический простор, похожий на всеобъемлющий туман, замер. Больше не существует ни движения, ни мира, ни света, ни...

Мне никогда не узнать, что же произошло дальше. Я могу лишь предположить, что Николас, уподобившийся самому богу в своем путешествии к истокам всего сущего, встретился с вселенским разумом и был перемещен им за пределы времени, ибо его голос замер на полуслове. В тот же самый миг я вскочил с места и вскрикнул от изумления. Тело Николаса исчезло с постели, и не осталось ни плоти, ни костей, ни пылинки, ни единого намека на то, что на постели когда-либо кто-либо отдыхал; лишь длинные рукава просторной и скомканной мантии были по-прежнему сложены на груди.