Из предисловия к собранию сочинений Барри Пейна
Есть писатели, которые при жизни
добились успеха, а потом были забыты. Есть авторы, сочинения которых «открыли»
и по-настоящему прочли много лет спустя. Но автор этой книги испытал совершенно
иные превратности литературной судьбы.
Барри Эрик Оделл Пейн родился 28
сентября 1864 года, в семье Джона Оделла Пейна, торговца льняными товарами, и
Мэри Пейн. С 1879 до 1883 Пейн учился в школе Седберг, где редактировал
школьный журнал. В кембриджском колледже Корпус-Кристи он стал редактором
журнала «Granta», что позволило познакомиться со многими будущими
литераторами и установить необходимые профессиональные контакты; материал,
подготовленные для этого издания, Пейн использовал на протяжении десятилетий. В
1884 году он получил кембриджскую стипендию, а в 1886 году – диплом бакалавра.
В течение следующих четырех лет Пейн служил армейским инструктором в Гилдфорде,
а затем решил попытать счастья в Лондоне, сделавшись журналистом. Он получил
работу в «Дейли кроникл», потом в «Блэк энд Уайт». Третья книга Пейна,
составленная из кембриджских материалов, принесла ему успех – сборник вышел в
1891 году и назывался «В канадском каноэ». Джеймс Пейн, редактор «Корнхилла»,
предложил однофамильцу работу в этом престижном издании, а в 1897 году Пейн
сменил Джерома К. Джерома на посту редактора «Сегодня». В 1900 году он переехал
из Пиннера в Хогарт-хауз, Баши, а с 1908 по 1917 проживал в Сент-Джонз-Вуд.
Осенью 1914 года впервые побывал в
Соединенных Штатах. В апреле 1915 года вступил в зенитное подразделение
Королевского Военно-морского добровольческого резерва, и вскоре сделался
старшиной прожекторной станции на Парламент-Хилл. Но из-за проблем со зрением
Пейн вынужден был оставить службу, и в 1917 его освободили от воинских
обязанностей. К тому времени он проживал в Фарнэм-Ройал, в Бакингемшире, с
миссис Пейн, урожденной Эмилией Ниной Анной Леманн, дочерью портретиста
Рудольфа Леманна и сестрой композитора Лизы Леманн, и двумя дочерьми. В 1920
миссис Пейн умерла, и писатель переехал в Уотфорд, где и скончался на
шестьдесят четвертом году жизни. Его интересы отличались разносторонностью –
георгианская литература, рисование, оккультизм и драгоценные камни.
Но на протяжении всей жизни он не
переставал писать. Уильям Хенли еще в кембриджские годы советовал Пейну
заниматься серьезной литературой, но он предпочитал писать и продавать
юмористические истории, особенно из жизни лондонских пригородов и зарисовки о
характерах кокни. Роман «Элиза» (1900) написан от лица претенциозного и
нелепого клерка, обитателя пригорода. Книга «Миссис Мерфи» (1913) посвящена
похождениям уборщицы, а «Эдвардс» (1915) – история о приходящем садовнике. Критики
провозгласили Пейна новым юмористом – и публика оценила новизну его сочинений,
не обращая особого внимания на отделку и стилистические красоты.
Почти сорок лет Пейн радовал своих
читателей этюдами и веселыми книгами. Его считали поверхностным и подчас экстравагантным,
но ценили, считая сочинителем, не опускающимся ниже определенного уровня.
Критики, правда, отмечали, что Пейн способен на большее, но рассуждали о том,
что он разбрасывается своими многочисленными талантами и не в силах
сосредоточиться на чем-то одном: стиле, сюжете, характере. Некоторые романы
Пейна были очень хорошо приняты широкой публикой – например, пародия на
дневники Марго Асквит, «Мардж А-спросите-ка-это», пользовалась успехом и в США,
и на континенте. Криминальные истории о Константине Диксе сравнивали с
рассказами Э. У. Хорнунга о Раффлзе – и сравнение было в пользу Пейна.
Как будто перед нами карьера
успешного, в меру талантливого, коммерческого – словом, обычного писателя. И
тем сильнее потрясение от его удивительных текстов, и тем страшнее трагедия
человека, всю жизнь писавшего великие истории – и оставшегося непрочитанным и
непонятым, хотя с виду успешного и состоявшегося.
Его причисляли к «новым юмористам»,
потакающим вкусам так называемого среднего класса – к этой группе критики
относили и У.У. Джекобса и Джерома К. Джерома. И все трое писали странные
истории; но если у Джекобса и Джерома таких рассказов немного, то Пейн писал и
рассказы, и романы о таинственных явлениях на протяжении всей жизни. Уже в
сборнике «В канадском каноэ», помимо рассказа «Божественная лавочка» (герой
попадает на небеса и входит в магазин, где продают любовь, славу и смерть),
есть и страшная история о мальчике, который пытается справиться с трагедией – а
смерть сестры порождает все новые кошмары («Билл»). Рассказ, несомненно, имеет
социальный подтекст, писатель выступает в защиту рабочего класса, но его
высказывание облечено в форму пугающей фантасмагории.
Подобных арабесок было очень много,
но поначалу они были рассеяны по «обычным» сборникам юмористических и бытовых
историй. Однако уже в «Рассказах и интерлюдиях» (1892) присутствует немало
текстов, которые мог бы написать Э.А. По и от которых, пожалуй, не отказался бы
Н. Готорн. Структура этих историй примерно такова: мир реальный и мир
сверхъестественный сталкиваются, и «точкой соприкосновения» становится некий
объект или некое не вполне очевидное действие. Завершается столкновение трагедией
– ведь обращение к миру Предела заставляет человека принять то, с чем он
смириться не может: собственную смертность, ограниченность чувств, иллюзорность
желаний… Такие блестящие рассказы, как «Зеркало совершенства» and «Обмен», входили во многие
антологии мистической и сверхъестественной литературы.
Но любители «традиционных» ужасов
вряд ли испытают восторг от рассказов Пейна – особенно это относится к сборнику
«Рассказы во тьме» (1901), о котором чаще всего вспоминают в жанровых обзорах и
энциклопедиях (суровый критический разбор этого издания содержится в одной из
монографий С.Т. Джоши). В маленькой книжке собраны короткие рассказы,
основанные на классических идеях литературы ужасов, но развиты эти идеи совсем
не так, как привыкли читатели хоррора. «Дневник Бога» посвящен безумию, «Вот и
всё» — смерти, «Магнит» — катастрофам, а «Бессмертное существо» — наследственным
аномалиям. Но Пейна интересует не ужас сам по себе, а столкновение миров.
Яркие, эффектные эскизы, набросанные широкими мазками, предназначены для тех,
кому небезразличны абсолютные категории и их вторжение в мир относительных ценностей.
В этих рассказах Пейн ближе не к ужасам, а к мистике, причем мистике изысканной
и сложной, требующей от читателя определенных усилий и готовности к эмоциональному
напряжению. Редкие экскурсы в более традиционные сферы («Серый кот») не
изменяют общего впечатления – блистательная литература, которая по своей природе
не может вписаться ни в какие жанровые рамки.
То же относится и к блестящему
сборнику «Рассказы в сумерках», где любовь, ужас, переселение душ и странные
психологические экзерсисы сплетены в немыслимо сложный клубок. Но в этой книге
вы можете полностью прочесть оба сборника – и не буду портить удовольствие.
Тема «обмена душ» развита и в
одноименном романе, вышедшем в 1911 году и позднее привлекшем внимание Г.Ф.
Лавкрафта; книга была в библиотеке писателя, и знакомство с ней явно отразилось
в повести «Тварь у порога». Тема этой книги может показаться не слишком
оригинальной, но Пейн использует фантастическую машинерию и мистические теории
для того, чтобы взвалить на «земных» героев бремя невыносимых истин.
К литературе ужасов близок роман,
написанный в 1907 году в соавторстве с Джеймсом Блайтом (1864-1933). «Тень
незримого» содержит элементы социального и любовного романа и даже отдельные
комические сцены и, как пишет Джоши, «по структуре отличается от всех мистических
романов, когда-либо написанных». Намек на колдовство так и остается намеком,
тайну Джудит Дженкинс может разгадать только сам читатель – если наберется
смелости; автор не собирается ее разъяснять, как и не дает никаких пояснений
относительно ключевого эпизода… Страх всегда в глазах смотрящего; и многие
предпочтут простое и рациональное решение головоломки…
Далеко не всегда Пейн в своих
страшных историях обращался к теме сверхъестественного. Роман «Восемь дней
Клавдия» по сюжету напоминает комедию «Миллионы Брюстера» — но на самом деле
посвящен совершенно иной проблеме. Это действительно страшная книга о тщете человеческих
желаний; именно она, на мой взгляд, в наибольшей мере отвечает определению «хоррора».
По мотивам романа был поставлен великолепный фильм «Сделка вслепую» (1922);
главную роль сыграл Лон Чейни, «человек с тысячей лиц».
В некоторых текстах писатель
обращается к традиционным темам научной фантастики – всегда с непредсказуемыми
результатами. Новое путешествие Гулливера («Новый Гулливер», 1920) – яркая и
эффектная сатира, а «Возвращение Робинзона Крузо» (1906; испр. 1921) — роман о
бессмертном, которого утомляет «шум человечества». Экзистенциальная по существу
притча завернута в упаковку примитивного комического романа, и «разворачивать»
упаковку многим читателям было просто неинтересно. «Дневник ребенка» — история
о парадоксах сознания, о том, как годовалый младенец видит мир и что есть «истинная
реальность». Пожалуй, если бы Эдгар По и Филип Дик объединились… Но не будем
строить иллюзий.
Ибо Пейн иллюзий не строил; в
начале 1920-х годов выходят его лучшие книги. А читатели помнят только дешевые
юмористические скетчи, которые вдобавок выходят из моды. Он пишет и пишет об
абсолютном и вечном. История о девушке с ангельскими глазами и о крылатом мужчине
была озаглавлена «Возвращение домой» (1921). При чтении этой поэтичной и
глубокой книги невольно вспоминаются романы Грина и Беляева – и комические и
сатирические нотки в романе как нельзя более уместны. Люди не готовы к
столкновению с трансцендентным; изначальная ограниченность непреодолима, а все
попытки перешагнуть черту порождают лишь жестокость и ужас. Эта книга, вышедшая
ничтожным тиражом, на протяжении десятилетий оставалась практически недоступной
– совсем недавно было подготовлено ее переиздание, вызвавшее восторг, пусть и у
самой ограниченной аудитории. Более того, «Возвращение домой» — одна из
немногих историй Пейна, в которых женская красота не связана с идеей смерти и
опасности; ведь совершенство (пусть даже внешнее), с которым мы сталкиваемся в
здешнем мире, намекает на существование абсолюта, доступного лишь в мире ином.
А потому истинная красота – это воплощенная Смерть; в земной реальности она
недостижима, попытка приближения к ней приводит к роковому выбору… И лишь в немногих текстах
говорится о возможности гармонии – о том, что выход за предел уводит героев в «между-мирье»,
в идиллическую Аркадию…
В середине 1920-х Пейн получил
предложение, от которого не мог отказаться: издать сборник в престижной серии «Рассказы
сегодняшние и вчерашние». По, Марк Твен, Брет Гарт… И писатель, который давно не видел переизданий своих книг
(единственное собрание сочинений было неудачно составлено – и оборвалось на
первом томе[1]),
взялся за работу. Он подготовил не книгу «лучшего», а собрание новых рассказов
– поистине блистательных и страшных. «Древо смерти» возвращает читателей к
чудесам «Тысячи и одной ночи», рассказ «В списке пассажиров не значился»
посвящен мести, «Пропавшие годы» — амнезии, а «Реакция» по сюжету немного схожа
с историей о белом порошке Артура Мейчена. И все эти истории пронизывает фундаментальная
убежденность в невозможности соприкосновения двух миров, в неспособности людей
перешагнуть границу, за которой открываются вечные истины.
Надежды нет. Что остается? Достоинство
и спокойствие. Именно так – достойно и спокойно – умер Барри Пейн, не дожив
нескольких месяцев до выхода своей лучшей книги. И только тогда – пусть и
несмело – критики заговорили о том, что этот мрачный и необщительный человек, «невзыскательный
юморист», «обычный литератор» был выдающимся продолжателем романтической
традиции, блестящим новеллистом и романистом, который снова и снова обращался к
неблагодарным темам и рассуждал о суровых, но неизбежных истинах.
***
Составляя это собрание, я
столкнулся с проблемой – хронологический порядок очевидно неуместен, разделять
романы и рассказы тоже не следует, а тематические тома сформировать невозможно.
В итоге в три тома будут включены тексты, более или менее близкие к
определенным жанровым традициям. В первом представлены «мистические» истории,
во втором – условные «ужасы», в третьем – столь же условная «фантастика». Возможно,
выйдет и четвертый том, в который войдут самые интересные «юмористические»
произведения писателя. Но, повторяю, это всего лишь дань традиции; творчество
Барри Пейна не сковано рамками литературных формул, и лучшие его произведения
достойны прочтения. Неважно, какой жанр интересен читателю – важна
интеллектуальная смелость и готовность размышлять о «предельном» и «запредельном»,
о естественном и сверхъестественном, о земном и вечном. И главное – не
забывать: Достоинство и Спокойствие. Спокойствие и Достоинство.
[1] К сожалению, именно
на него ориентировались составители предшествующего русского издания Барри
Пейна – «Переселение душ» (СПб.: Азбука, 2004).
Комментариев нет:
Отправить комментарий