Фрэнк Белнап Лонг начал публиковаться в любительских журналах с 1920 года. В мартовском выпуске журнала United Amateur рядом с рассказом Лавкрафта Ex Oblivione можно обнаружить и короткое сочинение Лонга, которое я и предлагаю Вашему вниманию в переводе Екатерины Абросимовой. Рассказ позднее вошел в выпуск журнала "Склеп Ктулху", посвященный Лонгу. В собрание сочинений писателя его (пока?) не включили, а прочитать - можно...
Глаз над каминной полкой
Я не могу вспомнить точно, где мы
встретились и по какому поводу. Возможно, это произошло случайно, а,
возможно, мы просто не осмеливались обсуждать цель, которая свела нас вместе.
Мы выпили много чрезвычайно редкого и дорогого вина и утратили чувство меры. Мы открыто богохульствовали и излагали
пророчества и предупреждения, которые могли изрекать только боги. Также мы
бросали вызов малым богам и высмеивали их ничтожество – недобрый знак, что и
говорить.
Мне кажется, что мы были очень молоды и изучали
крупицы тех знаний, которые давно испарились с Земли, как и вдохновенные и
таинственные сочинения халдеев[1],
канувшие в Лету в незапамятные времена. Я знаю, что мы интересовались эволюцией
и размышляли о создании, которое когда-то займет место человека на этой
крошечной планете. В том, что это создание появится, мы нисколько не
сомневались и просто рассуждали о том, как
оно появится.
Но среди нас был тот, кто не принимал
участия в нашем разговоре; он сидел, сложа руки и улыбаясь, молча выслушивая
все, что слетало с наших губ. Он был высок и бледен, и все же я не могу – и
никогда не мог – описать его или даже намекнуть на неслыханные свойства,
которые отличали его и которые заставляли нас бояться, испытывая страх, который
превосходил все человеческие страхи; такой страх, должно быть, испытывала
Сфинкс, когда боги Египта, неистово крича, пересекали Нил, чтобы смешаться с
богами Греции и богами Рима. Деталей его одежды я не помню, за исключением
того, что фалды его пальто были неумеренно длинными и как будто касались пола.
Мы боялись его, и все же не смели
открыто показать свой страх. Наши жесты были решительными и показными, а наши
голоса – низкими и скованными. И мы постоянно смотрели на него, и все же
продолжали говорить о сверхчеловеке. Мы продолжали говорить о сверхчеловеке,
который однажды явится и уничтожит бледное и слабое существо под названием vir[2].
И мы представляли этого сверхчеловека каким-то огромным насекомым с длинными
волосатыми руками и отвратительным телом, как у паука; мы содрогнулись, подумав
о том ужасном дне, не таком уж далеком, когда прежний хозяин Земли предстанет
нагим и беззащитным перед новым владыкой и обратит бессильные мольбы к
безмолвным звездам.
Именно в этот миг незнакомец встал и
рассмеялся. Я не могу представить, что такой смех был ведом египтянам или
жителям Мидии, или персам, или другим менее значительным народам, которые
теперь обитают во мраке прошлого. Это был смех, который можно услышать только в
первые часы после полуночи, когда боги беспечны и уже не следят за мыслями и действиями
людей. И незнакомец заговорил, и его голос был голосом демона, но одновременно
голосом ангела. И незнакомец заговорил, и его голос был непристойным, но также
святым. И я содрогнулся и поднял воротник, прикрыв уши, чтобы не слышать голос,
который, казалось, увлекает меня в немыслимую даль. И остальные последовали
моему примеру, но голос преодолевал все преграды.
- И поскольку глаз – это окно души, то
глаз этой комнаты – окно в грядущее!
Услышав это, мы посмотрели друг на
друга, и наши лица тут же приняли выражения зловещие и неописуемые. В этой
маленькой комнате было всего одно окно, и оно находилось высоко над каминной
полкой из золота и оникса, под потолком из белого мрамора, и сквозь него проникал
тусклый свет бледной луны – мы видели лучи толщиной с карандаш.
В один миг мы приставили к стене стул,
стул из красного плюша с подлокотниками из черного дерева и взобрались на
каминную полку. Но полка была узкой и не могла выдержать нас всех, и, поняв
это, мы разозлились и стали бороться друг с другом и ссориться из-за места на
каминной полке. И в конце концов мы решили тянуть жребий и позволить судьбе
решать, кто должен подняться первым, и посмотреть в это маленькое окошко,
которое пропускало тусклый свет бледной луны тонкими лучами толщиной с
карандаш.
И тогда Амоменон вытащил черные как
смоль игральные кубики, и пять минут мы бросали их под маленьким окном, чтобы
узнать, кто поднимется первым. И хвала богам, которые следят за моей судьбой –
я выиграл, и мне было дарована великая честь: право первым, первым из всех
детей человеческих, заглянуть в это крошечное окошко и узреть все, что
находится за ним.
И я забрался на полку, преисполнившись
ликованием, мое сердце билось неровно, и моя душа кричала от восторга. Я поднимался
медленно, потому что труды Плита, вавилонянина, эти древние и желтые свитки даровали
мне знание, что поспешность вредит телу и разрушает способности разума.
Наконец я добрался до маленького окна и заглянул
в него. Я ожидал увидеть тихую улицу Манхэттена с желтыми и черными
автомобилями, бесшумно проносящимися мимо, и старые фонарные столбы, изливающие
печальный свет на закрученные усы бледных прохожих, и над всем этим нежную
луну, которая направляла тусклые лучи света в маленькую комнату, в крошечное
окошко, откуда я выглядывал наружу.
Но вместо этого я узрел бескрайнюю
пустыню, простирающуюся на многие мили, безмолвную пустыню из серого песчаника,
лишенную всяких признаков жизни. Пение птиц, жужжание насекомых и дуновение
ветра среди деревьев, домов из кирпича и дворцов из мрамора – все прекратилось,
потому что не было птиц, ни насекомых, ни ветра, ни дворцов из мрамора и домов
из кирпича.
На мили и мили простиралась вода,
которая смыкалась с небом. И небо было не голубым, а желтым, и желтый свет
касался серого песчаника. От самого неба исходило сияние, ибо солнца не было, и
не было никаких свидетельств, будто здесь когда-либо было солнце. Свет лился с
неба, со всех концов неба, из бескрайнего пространства лился этот свет. И там
не было птиц, не было насекомых, ветра, домов из кирпича и дворцов из мрамора –
была только пустыня, бесконечная, простирающаяся в бесконечность и взывающая к
Богу.
И отвратительное предчувствие беды
нависло надо мной, и я издал неслышный стон и собрался уже отвернуться от окна.
Но что-то появилось вдали – что-то белое и ужасное появилось вдали.
Оно надвигалось со всех сторон – они появились,
мириады белых существ, и они шли вперед ровными рядами. Они шли вперед от того
места, где земля встречалась с небом, и они маршировали уверенно и четко, как
армия вторжения.
И когда они подошли ближе, и я увидел их
и закричал от ужаса. Ибо они были белыми и высокими, и не походили на людей,
которых я знал. И затем меня внезапно осенила кошмарная мысль: это вовсе не
люди, а те, о ком арабы писали кровью на тайных табличках, которые постигла
судьба всех тайных письмен.
И я стоял, не в силах отвести глаз от
окна, и наблюдал за их приближением. Вскоре я заметил, что наступающие были разного
роста, что самый высокий командовал менее высокими. Также я заметил, что они не
носили одежды, но их покрывало нечто похожее на белый мех, и они не стыдились
своей наготы. Также я заметил, что их зубы были черными, а глаза красными,
словно воспаленными. Потом они подошли очень близко, почти под окно, и я услышал,
как они говорят, говорят – не на языке Греции, не на языке Рима, не на языке
Англии, не на языке Франции; они вели беседу на странном языке, которого я не
понимал и я не хотел понимать.
И они все приближались, заполняя
огромное пространство серого песчаника; все вокруг стало удивительным морем движущейся
белизны.
И теперь они заняли каждый квадратный
дюйм этой земли, и места больше не осталось, и все же они по-прежнему прибывали,
взбираясь на головы и плечи других. И когда наконец они остановились, желтые
небеса стали бесцветными, и появились звезды, и бледная луна, изливавшая свой тусклый,
ртутный свет сквозь низкое окно, у которого я сейчас стоял.
И потом кто-то внизу отдал приказ. Он
был произнесен низким голосом, и в нем не слышалось следов власти, но все же я
знал: приказу подчинятся. Я знал, что этим словам подчинятся, потому что они
раздались откуда-то снизу. И я не ошибся: пока я стоял у окна, открылся проход в
толпе белых существ, которые качались взад-вперед под бесцветным небом, и
бледной луной, и безмолвными звездами.
И этот проход казался пугающим, очень
узким и неровным, его вот-вот могли перекрыть те же самые зловещие белые
существа, которые его и устроили. И коридор протянулся от окна к тому месту,
где земля встречалась с небом. И я прижимал лицо к окну, рассматривая это
пустое пространство.
Внезапно на горизонте возникли четыре
белые фигуры, но они были выше тех, которые пришли раньше, они были такими же
высокими, как арабская богиня Асо, которая управляла сердцами всех храбрецов. И
эти четыре фигуры шли вперед, и они несли огромную вещь из бронзы и железа,
огромную тяжелую вещь из бронзы и железа, сильно напоминавшую клетку.
И когда они подошли ближе, я увидел, что
это и впрямь была клетка, и я воззвал
к богам, к Сету и Сармении, умоляя навсегда лишить меня зрения, чтобы я не мог
видеть существа в клетке. Ибо оно было поистине ужасно; оно было покрыто
отвратительной желтой грязью и влажной мерзостной растительностью, и издавало
слабые крики, которые напоминали мне о криках, которые издавал Хет, когда миноги
напали на него в саду его хозяина, и он страдал от кровотечения из восемнадцати
разных ран.
Но боги, Сет и Сармения, не услышали
меня, и я не лишился зрения, и мне приходилось смотреть на клетку из железа и
бронзы и на отвратительное существо, сидевшее в ней. И в это время белые
создания начали пытать своего пленника небольшими деревянными палочками,
небольшими острыми палочками, которые они держали в руках. Они тыкали тварь в
лицо, били по голове и плечам, и называли именами, которые, я знал, были
отвратительными – достаточно услышать голоса, которым они произносились. Но,
странное дело, я сочувствовал только самому себе; потому что существо было
слишком ужасным, чтобы возбуждать сочувствие в человеке или звере. И луна и
звезды молча смотрели вниз, и ничего не говорили, и крики существа поднимались
к бесцветным небесам, не вызывая протеста.
Сколько я смотрел, как они пытают
существо – не могу сказать; мне кажется, что годы и годы, века и века возносились
к богам крики. И наконец свет луны коснулся клетки, и существо в ней предстало мне
с ужасающей ясностью.
И теперь, когда я пишу, моя душа
приходит в исступление, сердце бьется неистово, и только разум остается
спокойным. Ибо существо в клетке – меня съедает огонь – я не могу это написать
– я не могу – эта несчастная душа – но довольно – я скажу все – существо в
клетке было человеком, и этим человеком был Кунос,
мой дорогой, мой любимый брат! О Боже, отвратительное существо, покрытое мокрой
мерзостной растительностью, было плотью моей плоти и кровью моей крови!
Я попытался отвернуться от окна – я
молился малым богам и великим богам; я даже призывал на помощь зловещего и
непристойного демона Рота, который обитает в гнусном склепе Дараан и является соправителем
Эйда и Номора. Но мои молитвы остались безотвеными, и из всех людей мне была
уготована ужасная судьба – смотреть на конечную погибель любимого человека.
И когда наконец все закончилось, и
дорогой Кунос ушел своей дорогой в бесконечную пустоту, боги Сета и Сармении и
Росата и Райнальда позволили мне отойти от окна. И с криком, в котором я не мог
узнать свой собственный, я спрыгнул с каминной полки и крикнул своим товарищам,
чтобы они накрыли меня плащами и защитили от меня же самого. Но мои товарищи не
услышали меня, ибо мои товарищи, увы, не могли слышать! Мои товарищи не могли
слышать и видеть, и они не слышали моих криков, и не заметили агонию моей души.
Бледные и неподвижные лежали они,
вытянувшись, ровными рядами на холодном полу из белого мрамора – они лежали, прямо
и безмолвно.
И на губах у всех застыла улыбка, и на
груди у каждого осталось маленькое красное пятно – маленькое, аккуратное,
круглое красное пятно на груди у каждого. И затем с ужасной внезапностью я всё
понял… И я постиг, что египтяне и жители Мидии, ассирийцы и персы были намного
хитрее нас – потому что они всё знали и позволили своим цивилизациям
погрузиться в упадок, оставив кельтам и саксам ужасную угрозу сверхчеловека.
И теперь я видел, как он стоял там, новый
властелин Вселенной, стоял спокойный, молчаливый и ужасный – над телами тех,
кого он убил. И потом, казалось, он внезапно почувствовал, что я уже не смотрю
в окно, и он улыбнулся сладкой улыбкой, и заговорил голосом нежным и мягким.
- Ты последний из своего вида, и мне
тебя жаль. Иди и живи, чтобы упиваться великолепием цивилизации, которого ты
никогда не знал. Иди, говорю тебе, и броди среди могил своей расы, и если ты
так желаешь, напиши историю моего явления!
И я повиновался.
Комментариев нет:
Отправить комментарий