Странная история Герберта Гормана

Многие читатели эссе Г.Ф. Лавкрафта «Сверхъестественный ужас в литературе» обратили внимание на фрагмент, посвященный книге Герберта Гормана: «Менее продуманное и сбалансированное, но тем не менее очень убедительное сочинение Герберта Ш. Гормана «Место, именуемое Дагон» повествует о темной истории Западного  Массачусетса, где потомки людей, бежавших из Салема, все еще поддерживают традицию нездоровых и выродившихся ужасов черного шабаша».

Может показаться, что роман с таким сюжетом – явная имитация Лавкрафта. Даже исследователи творчества ГФЛ предполагали, что Горман – один из молодых друзей писателя, подражавший своему кумиру и сочинивший едва ли не первый роман о «мифах Ктулху». Долгое время роман оставался практически недоступным. А знакомство с этой книгой наверняка удивило бы всех, кто придерживался вышеизложенного мнения. Место, именуемое Дагон, не связано с «Мифами», хотя его можно найти на карте неподалеку от Данвича и Иннсмута. Но чтобы преодолеть это небольшое расстояние, нужно пересечь границу между мирами – в одном обитал Говард Филипс Лавкрафт, а в другом – создатель этого удивительного романа, интересный человек и многоопытный литератор…

Герберт Шерман Горман родился 1 января 1893 года; его родители, Томас и Мэри Горман, жили тогда в Спрингфилде, Массачусетс. Судя по всему, Герберт был их единственным ребенком.

Томас Джером Горман родился в 1842 году в Ирландии. Жокей и большой любитель лошадей, он переехал в Штаты в 1860-х. Сын называл отца «быстро скачущим, быстро пьющим расточительным мерзавцем с огненным темпераментом». Насколько можно понять, Урия Кэрриер в его романе – более-менее точный портрет отца. Возможно, Томас Горман участвовал в гражданской войне на стороне юнионистов. Отцом он был очень дурным. Томас Горман умер в 1924 году, и сын написал о нем в краткой биографии: «Он подарил мне богопротивное, истерзанное бедностью детство».

Мать Гормана, урожденная Мэри Лонгвей, появилась на свет в 1860 году в семье Луиса Лонгвея и Люсинды Грисволд. Грисволды были почтенным новоанглийским семейством; фамильная история, связанная с колониальной эпохой, дала Горману материал для романа. Не следовало забывать и о европейских корнях – мать Гормана получила старосветское воспитание и повлияла на его литературные вкусы. Писать он начал именно благодаря ей – «маленькой, смуглой, разговорчивой, неутомимой читательнице». В раннем детстве Герберт страдал от глазных болезней, но уже к восьми годам читал запоем, и позднее полученные из книг знания заменили ему формальное образование.

В детстве он посещал начальную школу, потом занимался в технической средней школе, но финансовое положение не позволило ему поступить в колледж или университет. Его университетами стали библиотеки; сам Горман утверждал, что читал по пятнадцать часов в день – «а как еще может получить енто убрразование нищий паренек?»

Горман работал в самых разных местах – он был банковским клерком, подмастерьем сапожника, рабочим на печатной фабрике (станком ему едва не оторвало палец). В 1912 году он даже ненадолго стал водевильным актером, но почувствовал страх сцены и вскоре отказался от театральной карьеры. Примерно тогда же он начал публиковать стихи в любительских журналах и местных газетах. Отметив литературные склонности юноши (и, видимо, его постоянное присутствие в городской библиотеке), редактор газеты «Спрингфилдский республиканец» в 1915 предложил Горману место книжного обозревателя. Для этой работы Герберт прекрасно подходил – позднее он был репортером, редактором и автором многих престижных газет, в том числе «Нью-Йорк таймс».

Во время первой мировой войны Горман стал пропагандистом в службе Второго федерального резерва в Нью-Йорке. Потом он вернулся в родной город, в газету «Спингфилд юнион», но пребывание в большом городе изменило Гормана, и в 1918 он переселился в Манхэттен, поступив на работу в «Нью-Йорк сан».

Стихи Гормана печатались в таких журналах, как «Аутлук» и «Ред Кросс»; в 1920 он выпустил первый сборник, «Влюбленный глупец». Впервые его сочинения вышли в твердом переплете – Горман начал делать первые шаги к статусу профессионального писателя. Его рецензии уже публиковались не только в «Сан», но и в «Таймс»; в «Ридис миррор» была напечатана «Баркарола Джеймса Смита» - это стихотворение дало название второму сборнику Гормана.

В 1921 году Горман женился на Джин Райт из Кливленда, Огайо. Она также была не чужда литературных амбиций; супруги посетили знаменитую художественную колонию, которую основал композитор Эдвард Макдауэлл в Питерборо, Нью-Гэмпшир. В результате этого визита появилась «Антология Питерборо», которую редактировали Горманы; в книгу вошли стихи различных поэтов, посещавших учреждение Макдауэлла. Среди этих произведений были и странные, и пугающие – особого внимания заслуживало стихотворение «Чёрные розы», написанное Герви Алленом, биографом Э.А. По.

В 1922-24 годах Горман писал не только стихи; тогда же появился его первый очерк о Джеймсе Джойсе («Джойс: Первые сорок лет»). Супруги активно участвовали в артистической жизни Нью-Йорка. В их литературное окружение входили такие авторы, как Стивен Винсент Бене, Элинор Уайли, Теодор Драйзер, Форд Мэддокс Форд, Карл Ван Дорен (Джин Горман вышла за него замуж в 1932, после развода с Гербертом), Синклер Льюис, Торнтон Уайлдер (Горман написал предисловие к первому изданию «Каббалы») и Томас Вулф. Возможно, многие из этих авторов познакомились с Горманами именно в колонии Макдауэлла.

Встречи нередко проходили в квартире Горманов в Гринвич-виллидж. Ничего скандального в этих собраниях не было, однако гости много пили, нарушая сухой закон. Горман хвастался тем, что мог употребить очень много алкоголя, который на него почти не действовал: «Я любил выпивку, особенно что-нибудь покрепче; но мог пить и пиво всю ночь напролет». Впрочем, подобные развлечения не влияли на творческую активность Гормана, а нарушения закона (порой супруги даже торговали выпивкой) не привлекли внимания полиции. Горман печатался во многих газетах и журналах, публикуя новые стихи, статьи и рецензии.

В 1925 году он выпустил первый роман, «Золото к золоту». Автор признавал, что допустил «рабское подражание» стилю Джеймса Джойса, использовав многие экспериментальные приёмы, продемонстрированные в «Улиссе». Однако с точки зрения критиков книга содержала куда больше информации об авторе, чем о его литературных вкусах и интересах. Сын бедной вдовы увлекается поэзией и перебирается из промышленного новоанглийского городка в Гринвич-виллидж; недостаток способностей мешает ему добиться успеха, и он ведет пустую и скучную жизнь… Роман не только отражал обстоятельства жизни автора – в книге отразились сомнения Гормана в собственных силах, в выборе пути и в устойчивости занятого положения. Скрытое беспокойство о прошлом и настоящем отразится и в более поздних книгах Гормана, в том числе и в романе «Место, именуемое Дагон».

Горман больше никогда не подражал Джойсу, но выйти из тени ирландского писателя ему так и не удалось. В 1926 году появился второй роман Гормана, «Две невинности», а также первая из его биографических книг, «Американский викторианец: Генри Уодсворт Лонгфелло». Логическим следствием изучения жизни Лонгфелло стал интерес к биографии и творчеству Натаниэля Готорна. «Темный гений» американской литературы был другом и корреспондентом Лонгфелло; уже через год, в 1927, Горман выпустил книгу «Натаниэль Готорн: История одиночества» и роман «Место, именуемое Дагон»; конечно, в этой книге нетрудно обнаружить влияние классика.

В 1928 году, когда Горману исполнилось 35, он оставил журналистику (предшествующие два года Герберт проработал в «Геральд трибьюн») и отправился путешествовать. Его целью стала Европа. Во Франции он сблизился с Джеймсом Джойсом, биографический очерк о котором написал в 1924. Ирландец Джойс очень хорошо относился к американцам, а встреча с собратом по духу была ему приятна. Помимо литературных интересов, их объединила и любовь к выпивке. Горман путешествовал по континенту и Великобритании, он около года прожил в Лондоне, посетил Ирландию и Шотландию, на несколько месяцев поселился в Швейцарии. Эти странствия дали писателю материал для новых романов и биографий. В 1929 году вышла книга об Александре Дюма, «Невероятный маркиз».

В течение одиннадцати лет Горман наездами бывал в Америке; 9 мая 1932 в Нью-Йорке он женился на Клэр О. Кроуфорд. Тогда же в США вышла в свет биографическая книга «Шотландская королева». 23 апреля 1933 Клэр родила дочь Патрисию; Горман очень гордился тем, что его единственный ребенок появился на свет именно в этот день – в день рождения Уильяма Шекспира.

Через три года появился исторический роман «Джонатан Бишоп», а потом в карьере Гормана наметился поворот – по мотивам его романа «Сюзи» (1934) через два года сняли фильм с Джин Харлоу и Кэрри Грантом. Как ни странно, писатель не выразил своего отношения к фильму; возможно, он остался недоволен голливудской интерпретацией романтического сюжета. Впрочем, и картина не пользовалась особой популярностью, несмотря на участие двух звезд.

В 1936 году Горман выпустил ещё один исторический роман, «Гора и равнина». Позднее он вместе с семьей окончательно вернулся в Америку. В Европе начиналась великая война, и Горман расстался со своими друзьями; теперь он мог разобраться в собственных впечатлениях и чувствах и записать ещё свежие воспоминания, прежде всего связанные с Джойсом. В 1940 году, получив благословение друга, Горман выпустил монументальный том «Джеймс Джойс: биография». Книга стала классической, и до появления исследования Ричарда Эллмана (1959) оставалась единственной в своем роде.

Не имея возможности вернуться в Европу, Горман переселился в Мехико. В 1940-х годах новая обстановка дала ему материал для создания трилогии «Вино Сан-Лоренцо» (1945), «Плач Долорес» (1948) и «Душа голубки» (1949). Критики оценили эти книги очень высоко, но читатели их восторгов не разделяли. Другие произведения Гормана не переиздавались и очень скоро были позабыты – единственным исключением оставалась биография Джойса. И вспоминали о Гормане только в связи с великим ирландцем. Такое положение сложилось ещё при жизни биографа – и сохранялось до начала нового тысячелетия.

Герберт Горман умер 28 октября 1954, в возрасте 61 года, в Хаджсонвилле, Нью-Йорк, после пяти лет борьбы с болезнью, о которой семья ничего не сообщила. Автобиографический роман «Сын дудочника» остался неоконченным. Писатель был похоронен на кладбище Вудлаун.

*

И теперь мы можем обратиться к единственному произведению Гормана о сверхъестественном, к роману, который так сильно отличается от всех прочих сочинений плодовитого писателя. Конечно, можно связать все творчество сочинителя с его личным опытом – Горман часто менял места жительства, и новые впечатления явно отражались в книгах. Но образ Новой Англии, возникающий в романе, связан не с реальными впечатлениями, а с другими книгами. Работа над биографией Готорна пробудила воображение Гормана, привлекла интерес писателя к темным временам казней и виселиц, к маленьким городкам, где появились на свет оба писателя.

Готорн, уроженец Салема, прекрасно знал легенды своего города, и сверхъестественные элементы в той или иной форме присутствуют во всех его книгах. Однако в мире Готорна (как, например, и в мире Шекспира) появление призраков не вызывает никаких сомнений – большая часть героев безоговорочно верит в их существование. Современному читателю подобные истории кажутся фантастическими, как и читателю ХХ века; но Горман, работая над книгой о Готорне, обнаружил, что от некоторых верований и представлений люди нового века не избавились. Предок Готорна, Джон Хаторн (фамилия произносилась именно так), отправил на виселицу нескольких ведьм – он председательствовал на «колдовских» процессах. Семейство старалось избавиться от тягостных воспоминаний, и это стало одной из причин для перемены фамилии. Но Готорн не мог не думать о том, что давнее проклятие преследует всех потомков судьи Хаторна.

Тема грехов предков, как и тема сверхъестественных сил, возникает во многих сочинениях Готорна, в том числе в рассказе «Молодой Браун», который вошел в сборник «Мхи старой усадьбы» (1846). Это произведение можно рассматривать как сюжетную основу «Места, именуемого Дагон». Параллели многочисленны и очевидны; доктор Дрим очень похож на пылкого Гудмена Брауна, втянутого в противостояние с сатанинскими силами, и ключевым эпизодом в этом противостоянии становится древний ритуал Черной мессы. Оба персонажа сражаются с адскими искушениями, и каждый из них находит спасение в любви невинной девушки – любви, за которую приходится бороться, отправляясь в опасное путешествие в полные призраков леса.

Любопытно, что Горман, как и Готорн, обратился к истории Марты Кэрриер. Так называемая «Королева Ада» стала одной из многих несчастных «ведьм», казненных по приговору суда. Однако Марта на процессе вела себя очень смело и развязно, и её решительные слова произвели впечатление на историков; многие высказывали предположение, будто она была самой настоящей ведьмой. Готорн просто упоминает её в числе прочих участников Черной мессы, но в романе Гормана она играет более значительную роль. «Роковая женщина» Марта Уэсткотт – прямая наследница Марты Кэрриер, и призрак изначальной ведьмы возникает на страницах книга, упоминается даже след от веревки, выжженный на ее шее.

Конечно, романы о Салемском колдовстве создаются до сих пор; можно говорить о целой традиции: «Салимов удел» С. Кинга, «Дом жатвы» Т. Трайона, «Станция Оксран» Чарльза Гранта. Но если заходит речь о литературном контексте и последователях Гормана, нельзя обойтись без упоминания Г.Ф. Лавкрафта.

Нет никаких сомнений, что роман Гормана продолжает традицию Готорна, но в контекст «палп-фикшн» его вряд ли удастся поставить. Автор «Места, именуемого Дагон» вряд ли подозревал о существовании Лавкрафта; Горман жил в другом мире – в мире артистической богемы, экспериментальных журналов и европейских мастеров стиля; он писал о классиках литературы и о значительных исторических персонажах. И тем удивительнее появление в его наследии романа, который в пересказе кажется несомненно лавкрафтианским. С.Т. Джоши был уверен, что книга Гормана повлияла на Лавкрафта, что особенно ярко отразилось в «Данвичском ужасе» (1928), «Тени над Иннсмутом» (1931) и «Снах в ведьмином доме» (1932).

Несомненно, Лавкрафт не мог остаться равнодушным, прочитав о далеких древностях Новой Англии, о мрачной тени, которую отбрасывало пуританское прошлое, о сатанинских ритуалах, в которых нашли выход подавленные желания…Роман попал в руки ГФЛ в начале 1928 – и читатель перенесся в маленькие городки Лиминстер и Мальборо, расположенные к северо-востоку от Спрингфилда, где родился Горман. В августе Лавкрафт работал над «Данвичским ужасом» - и действие повести разворачивается в тех же самых местах, только в другом городке, в вымышленном Данвиче.

Поначалу Лавкрафт отзывался о книге Гормана без излишнего восторга. Приведем полностью цитату из письма Августу Дерлету от 2 апреля 1928: «Я также прочёл “Место, именуемое Дагон” Гормана – роман довольно наивный и дурно написанный; но он привлек мое внимание благодаря подлинному колориту Новой Англии и отдельным элементам странной атмосферы, ценность которой не подлежит сомнению. Непременно прочитай эту книгу».

Конечно, на замысел «Данвичского ужаса» повлияли летние впечатления от визита ГФЛ в дом Эдит Минитер в Уилбрэхеме, но сама мысль о переносе действия в Массачусетс зародилась после прочтения романа Гормана.

События в книге Гормана описаны с точки зрения молодого доктора Дрима, который практикует в Мальборо. Но на самом деле можно сказать, что главный герой романа – вовсе не доктор Дрим. Огромный старик Хамфри Латроп, преемником которого стал молодой врач, противостоит зловещему и могущественному Джеффри Уэсткотту, цели которого поначалу кажутся загадочными и непостижимыми. Латроп – ключ к тайному знанию, хранящемуся в Мальборо; по мнению С.Т. Джоши, он сильно напоминает Задока Аллена из «Тени над Иннсмутом». Древние секреты спрятаны в его памяти и могут вырваться наружу только под действием выпивки (Аллен пьёт контрабандное виски, а Латроп – яблочную водку). Уэсткотта, с другой стороны, можно сравнить с Уилбуром Уэйтли из «Данвичского ужаса» - он хочет вернуть древние силы, а путь к оккультным безднам открывает ему черная книга… Описание шабаша и Черного человека явно использовано ГФЛ в «Снах в ведьмином доме»…

Впрочем, параллели, которым уделяют такое внимание почтенные лавкрафтоведы, мне кажутся не слишком важными. Гораздо интереснее другое. В библиотеке Лавкрафта оказывались не только произведения классиков литературы ужасов и сочинения коллег и друзей, но и романы «мейнстримовых» авторов. В их числе – «Холодная гавань» Ф.Б. Янга, «Тёмная комната» Л. Клайна и «Место, именуемое Дагон». Жанра «ужасов» ещё не существовало, но подобные книги сочиняли и издавали… Их публиковали солидные фирмы, они считались «серьезными», о них подчас писали видные критики. Ничего подобного Лавкрафт добиться не мог – и скептические отзывы об этих книгах были вызваны отчасти вполне понятной писательской ревностью. Однако ГФЛ не мог не признавать достоинств этих книг, благодаря которым «темная литература» попадала в поле зрения «серьезной» аудитории. И жанровые конвенции раскрывались совершенно особым образом, как раскрываются они в произведениях мейнстримовых авторов, обращающихся к фантастике и хоррору (К. Эмис, П. Экройд, У. Эко и т.д.)

А произведения 1920-1930-х годов, в которых сюжеты литературы ужасов раскрываются техническими средствами «традиционной» прозы, оказались в числе потерянных шедевров, и только усилия коллекционеров и отдельных поклонников помогли вернуть эти книги в читательский обиход.

Но прежде романы были прочитаны. И открыв «Место, именуемое Дагон», ГФЛ обнаружил там суровых пуритан, которых он пытался изобразить в «Картине в доме» (1920), древних богов, составлявших основу его космогонии, перечни оккультных книг, которые он так тщательно составлял, эксцентричного чародея, похожего на Чарльза Декстера Варда… Да, Лавкрафт мог написать такой роман – но не написал; возможно, история Варда осталась в его письменном столе именно потому, что ГФЛ посчитал: его книга слишком напоминает роман Гормана.

Но один вопрос как будто остается безответным. Почему же всё-таки «Дагон»?

Имя древнего финикийского божества, покровителя земледелия и плодородия, использовано для обозначения места, где творятся темные ведьмовские обряды. Символом Дагона была рыба, поскольку именно от даров моря зависело существование верующих. Те, которые жили вдали от берега, почитали Дагона как бога зерна и урожаев. Доктор Латроп в одном из эпизодов даёт туманные указания на происхождение места-имени, но сам выбор названия кажется непонятным. История учит нас, что многие божества одной цивилизации могут стать демонами другой. Таковы Дагон и Ваал, которых в Библии именуют языческими «демонами»; евреи появились в землях, где поклонялись древним божествам, и признали имена этих божеств «омерзительными».

Возможно, Гормана привлекло само звучание слова «Дагон» … Точно так же, как привлек его ведьмовской мир, созданный воображением Готорна. В этом мире тяжесть грехов предков обрушивается на далёких потомков, проклятия реальны и ужасны, люди находят свои имена в черной книге, а дома хранят воспоминания о былых деяниях… Из подобных элементов и сложилась общая концепция романа Гормана. Впрочем, есть в этом романе и любовь, и нежность, совершенно немыслимая в книгах Лавкрафта. Есть изысканные технические приёмы, напоминающие о модернизме 1920-х. Есть изящные повторы, в которых отразились поэтические пристрастия автора. Горман только однажды заглянул в тёмный мир Готорна – и принёс туда немало своего, интересного и оригинального. Лавкрафту это могло не понравиться, но он вынужден был признать талант своего предшественника – и написал о Гормане в «Сверхъестественном ужасе в литературе», воздав должное писателю из другого круга и другого мира.

Забытые книги из библиотеки Лавкрафта обрели новую жизнь, а исследователи постепенно восстанавливают ту литературную традицию, которую продолжал и развивал ГФЛ. Чтение подобных книг – не обязанность, а удовольствие. Удовольствие, которое ожидает всех, кому посчастливится открыть этот роман, прочесть о тайнах салемского колдовства и узнать, где находится «место, именуемое Дагон». И увидеть глаза, которые «напоминали покрытые каплями росы фиалки потрясающе густого нежно-синего цвета».