среда, 18 мая 2016 г.

Артур Мейчен. Зеленый круг. Пролог


Представляем вниманию читателей перевод последнего романа Артура Мейчена "Зеленый круг", изданного в 1933 году. Многие считают эту книгу неудачной, другие уверены - здесь классик хоррора ближе к Камю и Сартру, чем к Лавкрафту и Блэквуду. Теперь читатели смогут решить для себя, что собой представляет эта редкая книга, впервые изданная в США известным издательством "Аркхэм хауз". Перевод выполнен Юлией Бойковой, в отредактированном виде и в сопровождении примечаний он войдет в состав третьего тома сочинений А. Мэйчена, который готовится к выходу в серии "Книга Чудес".


Пролог

«Настанет ли когда-нибудь конец этому уничтожению красот нашей восхитительной страны?» - писал Браун из Клэпхема или Смит из Уимблдона (имя не имеет значения) в лондонской газете в начале лета 1929 года. И задав себе этот риторический вопрос, Смит или Браун продолжал вспоминать.



«Несколько лет назад», - писал он, - «у меня вошло в привычку выбираться со всей семьей в ежегодный отпуск в маленькое живописное местечко под названием Порт на западе Уэльса. Это место всегда привлекало меня не только красотой скалистых побережий, отличными песками с удобствами для безопасного купания, огромным полем для гольфа, но и спокойствием, так необходимым нервам, которые находятся на пределе из-за суеты и спешки современной жизни. В десяти минутах ходьбы от центра города всегда было возможно увидеть спокойные, пустынные дюны, и я привык проводить там много часов с превеликой пользой для своего здоровья.

На прошлой неделе меня неожиданно вызвали в Порт по делу. В первый день своего визита, отдохнув уже пару часов, я совершал привычную прогулку по дюнам и обнаружил, что здесь стало гораздо больше шума, чем на площади Пикадилли или Чаринг-сквер. Отвратительное, гротескной формы здание из толстых красных кирпичей появилось на месте амфитеатра, заросшего диким тимьяном. На балконе джазовый оркестр издавал оглушительные, пугающие звуки, и танцы были в полном разгаре. Качели, карусели, тиры работали вовсю. Чем более новым казалось развлечение, тем больше людей собиралось вокруг него; шум стоял оглушительный. Я сразу же вернулся в гостиницу, ужасаясь возросшей грубости и меркантильности, которая стала вульгарной и уничтожила гармонию и красоту в одном из самых очаровательных уголков острова».

С этой статьи Смита из Уимблдона – думаю, следует отдать ему пальму первенства - началась переписка и дискуссии в знаменитом разделе «Бьюти Спот Корреспонденс».


Конечно, Смиту не разрешили сделать всё по-своему. Большинство людей согласились с ним и поддержали его протест. Один из них написал ему из «типичного старинного английского городка в средней части Таун-Холла»; он сообщил, что прекрасный образец архитектуры середины XVI века располагался в центре города и был символом этого места. «Это здание разрушили для того, как я полагаю, чтобы позволить автомобилистам проезжать через центр с бóльшей скоростью, чем они привыкли. Более того, Вэтч Хауз, замечательный образец кирпичной кладки времен королевы Анны, был снесен и его место заняла новая ратуша, чудовищная башня из белого бетона, украшенная (?) гротескными скульптурами в стиле острова Пасхи».


Затем последовала грустная история Дикс Регис, населенного пункта, известного ранее своими домиками с соломенными крышами и ручьем, бегущим вдоль деревенской дороги; сейчас это место куда больше знаменито своим автомобильным заводом и коробками рабочих общежитий, «полностью выдержанных в строгом функциональном стиле». Дикс Регис протестовал против этого. Потом настал черед Морроу-Энда с его древней аллеей ореховых деревьев, которые были вырублены подчистую, и все жители считали, что из-за этого в их домах стало очень сыро. Ф.С.А. находился в очень дурном настроении из-за обстановки на Лолтерс Амбо, что на Йоркшикском побережье. Это было небольшое местечко, представлявшее собой лабиринт из старых кирпичных дворов, аллей и окольных тропок с узкими, крутыми лестничными пролетами, ведущими от одной извилистой улицы к другой, с интересной часовней св. Михаила, хорошо сохранившейся, построенной в тринадцатом веке на зазубренной скале в центре гавани. Амбо странно переменился. Некоторые старые площади и аллеи исчезли. Их места заняли ряды меблированных домов из глазурованного кирпича и плитки, большие гостиницы из бетона и стекла. От гавани до Хай-Тауна протянулась подвесная дорога. Для этого пришлось разрушить часовню св. Михаила, снести верхнюю часть скалы, нижняя часть которой служила опорой для причала и павильона на нем. Ф.С.А., как я его обозначил, очень раздраженно писал о постройках в Амбо; и подобные жалобы поступали со всех концов страны и отображали проблемы одного и того же свойства: превращение старых ручьев в глубокие канавы, строительство аэродромов на местах старинных построек и увеличение «исторического свинства» — как обозвали это его противники.

«Мне приходится проходить мимо этого ужаса»,- писал сельский священник, - «каждый раз, когда я вхожу в церковь. Иногда я думаю, что оказался в Нбанга — в земле Нбанга, а не в Суссексе».

И, конечно, это был лишь один случай из многих. Миссис Патингтон приводила много цитат. Заслуги современной архитектуры объяснялись очень терпеливо; повторялись отрывки диссертаций о пользе стали и стекла в бытовом строительстве. Отмечалось, причем снова и снова, что мы живем не в шестнадцатом веке, а в двадцатом; и что современное дорожное движение очень далеко отошло от уздечек и водных путей прошлого. Ф.С.А., описывавший особенности изменений в Амбо, был признан виновным в эгоизме. «Антисанитарная и никчемная деревня», писал мэр, «превратилась в наполненный счастьем живописный курорт, где тысячи бедных работников смывают сажу от мельниц под очистительными ветрами северного берега моря. Пирс, по поводу которого Ф.С.А. сочиняет разные едкие жалобы, позволил расширить круг развлечений (большинство из них самого высокого качества), и павильоны стали альтернативой сомнительным удовольствиям трактиров. Без сомнения, печально, что старую часовню пришлось разрушить; но многие чувствовали, что Пирс и Павильон в большей мере отвечали идеям и требованиям настоящего времени». Другой адресат выступил с коротким вопросом. «У нас бедная нация», - сообщал он. – «Бедные люди не могут позволить себе роскошь. Кривые дороги и разваленные часовни, несомненно, роскошь для каждого из нас; но мы должны научиться обходиться без них». Художник с курьезным экзотическим именем заявил, что статуя «Рождение теленка», выполненная из желтого кирпича и украсившая зеленую деревеньку Литл Пеллингстон, символизировала эпоху. Кто-то ответил, что ему всё это не нравилось; но художник просто сказал: «О Боже! O Монреаль!» - и был сильно обруган.

Эта очень интересная переписка продолжалась несколько недель. Насколько я помню, очень любопытное свидетельство содержалось в возмущенном письме от клерка из города Порт, местечка, в котором все и началось. Это было, как я говорю, письмо, исполненное возмущения, со следами брызжущей слюны, но, ввиду возможной провокации, письмо отличалось похвальной сдержанностью.


«Я в недоумении от письма вашего корреспондента, мистера Смита из Уимблдона.


Он информирует вас, читатели, что неприглядное и вопиющее здание было возведено на дюнах… Я полагаю, что он говорит о Берроузе, что недалеко от Порта.


Он добавляет, что группа играла джазовую музыку, что танцы продолжались допоздна, что карусели, качели и тиры привлекли толпы людей, и что шум стоял оглушительный. Короче говоря, он дает твоим читателям понять, что весь уют Порта окончательно исчез.


Мой ответ таков: в вашем письме нет ни единого слова правды. Ни одного здания, подобного описанному, в Берроузе нет. Никакие группы не играют и не играли ни здесь, ни где-нибудь по соседству. Место не подходит для танцев, и фактически никаких танцев тут и не случалось. Никаких ларьков, качелей, каруселей, тиров нет – они в Берроузе не разрешены; там никогда не было ничего подобного. Большинство людей приезжает в Порт, чтобы побродить по пескам, самым восхитительным в Европе, а для купания отдыхающие пользуются принадлежностями, предоставленными муниципалитетом. Естественные площадки для гольфа на острове остаются непревзойденными, они привлекают многих, пока другие наслаждаются красивыми пейзажами, прибрежными и внутренними, и древними замками, которыми славится округа. Транспортное сообщении обеспечено превосходно – работают моторные вагоны.


Огромного скопления людей вы в Берроузе не найдете; тот, кто желает тишины и одиночества, сможет здесь удовлетворить свои пожелания.


Это правда, что первого и второго июня, как обычно, состоялась ежегодная ярмарка, проводящаяся согласно хартии Генриха III. Но торговля проходит в поле, недалеко от железнодорожной станции, на другой стороне города; ярмарка занимает эту территорию с 1860 года. До этого лавки, карусели и т.д. располагались на Хай-Стрит, напротив церкви.


Я могу только сделать вывод, что автор письма, под влиянием какого-то небольшого временного замешательства, перепутал все на свете, позабыв, куда он идет. Он свернул не туда и ушел в неверном направлении.


Вместе с тем мне сложно понять, как он умудрился перепутать луг возле станции с миниатюрной Швейцарией Берроуза».


Это письмо клерка из Тауна привлекло очень мало внимания, потому что спор удалился от конкретных случаев, и корреспонденты обратились к общим принципам. Смит, скорее всего; ошибся, но, так или иначе, подобные вещи происходили по всей стране. Что же это было – достойный сожаления скандал или знак того, что Англия проснулась и посмотрела на вещи прямо? Да, имела место роскошная, многословная дискуссия.


Наконец, все были удовлетворены, даже возмущенный клерк из Тауна: туристы прибывали в Порт в большом количестве и сезон обещал быть очень доходным. Все остались довольны — все остались довольны, за исключением Смита из Уимблдона. Бедный человек потратил выходные на поездку в другой город. Он выскочил из поезда, уставший, поскольку путешествие было длинным, и он пошел прямо по дюнам, как он всё еще называл их. И вот они предстали перед ним в тишине золотого летнего вечера – спокойные, пустынные, благословенные. Ноги Смита ступали по сырому дерну, он проваливался в сладкие дебри дикого тимьяна, проходил мимо густых зарослей роз, миновал розовый золототысячник и крошечную очанку. Солнце садилось, ветер стихал, и Смит, стоя на самой высокой точке Берроуза, смотрел на море - словно на светящийся синий драгоценный камень. За спиной, посреди песчаных холмов, расположился зеленый круг, где, он готов был поклясться (и до сих пор разделял это убеждение), путник видел строение из красного кирпича, средоточие ужасного шума и вульгарного веселья. Возмущенный, оскорбленный в лучших чувствах, он спустился с высоты и пошел дальше, осматривая холмы и долины, ожидая, что в любую минуту вернется ужас, вновь появится то, чему он стал свидетелем неделю или десять дней назад. Ничего подобного не обнаружилось, ему пришлось это признать. Он вернулся в город и пообедал, пребывая в мрачном удивлении; потом он бродил по улицам и действовал хитро и коварно: задавал вежливые вопросы полицейским, буфетчицам из «Розы» и «Красного Дракона», случайным прохожим на тротуаре:


- Не могли вы мне подсказать дорогу...?


- Танцевальный зал, что на дюнах в Берроузе, открыт...?


- Я полагаю, что новый танцзал в Берроузе пользуется большим успехом? — И прочие подобные тщательно продуманные фразы. Но все тщетно: люди говорят, что не знают, о чем он говорит. Следующий день Смит провел в прогулках и разговорах. Он бродил по дюнам, ходил кругами, смущая немногочисленных отдыхающих, которые наслаждались тишиной и одиночеством. Дальнейшие расспросы в городе и в округе оказались бесплодными. Некоторые гости обсуждали этот вопрос в холле отеля; он слушал их, отвернувшись. Смит услышал, во-первых, что нельзя верить ни единому слову, написанному в газетах, и, во-вторых, к своему негодованию, выяснил¸ что он, Смит из Уимблдона, скорее всего, пьян. Он пришел к выводу, что был не прав – ему просто не оставалось ничего иного.


И еще, за завтраком на следующее утро, уткнувшись в стол и не отрывая взгляда от кофе, бекона и яиц, он услышал обрывок разговора двух мужчин, которые остановились на мгновение у открытой двери кофейного зала.


- ... адский шум; около двух часов утра.


- Да что вы!


- Стоял такой шум, как будто духовой оркестр устроил настоящий концерт. Говорю вам, я не мог заснуть. Я выглянул из окна и увидел, что устроили какие-то чертовы танцы в Берроузе. Все светилось…


Дверь отеля открылась и с треском захлопнулась. Двое хорошо одетых мужчин прошли под окном, возле которого стоял столик Смита. Он ждал, что они продолжат беседу, но мужчины выглядели для этого слишком решительными, сдержанными и спокойными.


Не в силах преодолеть недоумение, он взял билет на поезд из Порта. Он больше никогда не возвращался; с тех пор Смиты проводили летние каникулы где-то в районе Воша – в исключительно бодрых и приятных местах.

3 комментария: